Ночью мы прилетели в аэропорт Рима. Он был пустой, сияющий, безупречно чистый, будто только что закончилась самая что ни на есть генеральная уборка. В огромных залах не было никаких служащих. Все табло и указатели, расписания горели, где нужно, мигали. Огромные рекламные световые щиты с обольстительными красотками предлагали войти в мир «Армани» и «Версачи». А я подумала: что еще сможет придумать человечество через сто, двести лет, если и сейчас уже существует этот идеальный, громадный, выверенный и безотказно действующий механизм, принимающий и отправляющий тысячи и тысячи пассажиров в разные концы мира без всяких видимых усилий.
Такси повезло нас в город. С обостренным вниманием мы всматривались в окружающий пейзаж. Вот замелькали кипарисы. «А тут и пальмы!» — восхитилась Наташа. Увидели на окраине первую достопримечательность - темный силуэт купольного храма. И потом достопримечательности посыпались как из рога изобилия: замелькали барочные фасады церквей, египетские обелиски, фонтаны, палаццо, древние руины. Все это подсвечивалось и сияло огнями в теплой итальянской ночи.
Такси остановилось у отеля «Тритон» на улице с таким же названием. Я вышла, сначала прикоснулась пальцами к базальтовой мостовой и произнесла какую-то патетическую фразу, кажется такую: «Вот они, камни Вечного города!»
Володя, наш брат, который и привез меня с сестрой Натальей в Италию, предупредил: «Завтра в 9 часов нас будет ждать экскурсовод – обзорная экскурсия по Риму».
Когда мы утром поднимались с сестрой в ресторан на пятый этаж отеля, я все не верила: «Наташа, ущипни меня – неужели я в Италии?!»
Ресторанчик отеля уютно расположился на самом верхнем этаже, на застекленной террасе, откуда вид Рима не открывался, но мы могли рассматривать балкончики римлян с сохнущим на веревках бельем, черепичные крыши домов и церквей, тесно громоздящихся рядом с гостиницей. Утренний солнечный свет лился на старые черепичные крыши, сиял на белоснежных скатертях и салфетках, уверенно припекал через стекло. Если это весна, то какое же здесь лето?
У отеля познакомились с нашим экскурсоводом Таней – невысокой плотной женщиной лет 50. Мы сели в небольшую машину с водителем-итальянцем. Нас повезли на площадь святого Петра к самому знаменитому в Европе храму.
Рим торжественный, помпезный, претенциозный, барочный расстилался вокруг нас! Побывав в других городах Италии, я увидела, что здесь каждый город обладает не только неповторимым обликом, тяготеет к какой-либо эпохе, но имеет свой цвет. Да что цвет! Даже свой стиль мощения улиц.
Например, ренессансная Флоренция – желто-красная, и улицы вымощены крупной прямоугольной сплошь иссеченной плиткой из песчаника. Средневековая Сиена — терракотовая и мостовые ее тоже терракотовые. Рим же в основном светлый. Все купола церквей вторят цвету и форме белого купола главного собора города — святого Петра. Улицы вымощены иссиня-черной базальтовой плиткой, нарезанной небольшими квадратами. И вот «черный низ и белый верх» придают вечному городу особую торжественность. А барочный облик его основных храмов и дворцов – пышность. Здесь много и обычных терракотовых черепичных крыш, которые напоминают о том, что для многих Рим – это просто любимый уютный дом. И поэтому подоконники заставлены ящиками и горшками с цветущими геранью, петуньей, цикламенами, на высоких террасах и балконах растут в больших вазах пальмы и кипарисы. И такая забота хозяек необыкновенно украшает Рим. Это все мы видели и в других городах Италии.
Про экскурсовода Таню мы узнали, что у нее двойное гражданство, что она уже 20 лет в Риме и у нее есть взрослая дочь. Дочь недавно родила и будет крестить своего ребенка в очень древней церкви, которая была еще домашней церковью ранних христиан. Ее муж и свекровь крестились в соборе св. Петра. Таня закончила какой-то престижный богословский колледж, и все время хотела вступить с нами в богословские споры по поводу католичества и православия. Мы опасливо отклонялись от этих споров, так как нас страшил ее безапелляционный самоуверенный тон. У Тани был широкий эйкуменический взгляд на вещи.
— Все мы христиане, — повторяла она не раз во время экскурсии. — Если бы вы знали, сколько здесь побывало народу из московской патриархии. Вот был здесь отец Владимир из патриаршего подворья. Я ему говорю «Отец Владимир, ну, назовите мне хотя бы одно отличие католицизма от православия», — подзадоривала нас Таня.
Видя нашу богословскую несостоятельность, Таня как-то поскучнела, посуровела, потеряла к нам живой интерес и принялась за свои профессиональные обязанности.
Площадь святого Петра это тоже храм под открытым небом. Центр ее заставлен стульями и огорожен. Все здесь непререкаемо, величественно, убедительно. Как клещами, площадь охватывает с двух сторон мощная колоннада. Архитектор площади Бернини, правда, думал о «распростертых объятьях».
Мы зашли в притвор собора. Из него в храм ведут пять высоких дверей. Таня нам объяснила, что четыре двери открываются постоянно, пятая, особенная, только в юбилейные годы христианства – раз в 25 лет. И открыта она весь год. Кто пройдет через эту дверь, тому отпускаются грехи.
Все барочное великолепие и роскошь, способные поразить воображение были собраны под сводами этого собора. Балдахин с причудливыми витыми колоннами, выполненный Бернини, отмечал место погребения Петра. Это погребение, над которым была воздвигнута сначала совсем простая базилика, и дало начало будущему Ватикану, как пояснила нам Татьяна. Один из пап устроил свою резиденцию рядом с его гробницей.
— Уже доказано, что именно под самым куполом храма, на глубине 8 метров под землей находятся останки святого Петра, — сказала нам Таня.
— А что это за киосочек? — бесхитростно спросил Володя, указывая на, действительно, похожее на массивный шкаф сооружение с дверцами…
— Этот киосочек, прости, Господи, исповедальня, — пояснила Таня, — в соборе святого Петра принимают исповедь на всех языках мира.
Она подвела нас к скульптурной группе расположенной справа от входа и защищенной толстым пуленепробиваемым стеклом.
«Вот она оказывается, где «Пьета» Микеланджело[1], — остановилась я перед ней. — Это она, а вовсе не его «Давид» отняла славу у скульпторов всех времен и народов». «Пьета» вызывает более сложные и глубокие чувства, чем статуарный и уверенный в себе герой. Ни одна из скульптур не трогала меня так сильно, как эта юная мать с распростертым на ее коленях телом мертвого Христа. На лице немой вопрос: « За что, почему убили мое дитя?» Я думала, откуда возникает и захватывает враз это щемящее чувство? Я пришла вот к какому выводу: Микеланджело взял тысячи раз повторяющийся канонический мотив: мадонна с младенцем: молодая и прекрасная Мария играет или любуется Иисусом, что вызывает восторг, умиление. А тут на коленях юной мадонны оказывается не прелестный мальчик, а мертвое костенеющее тело уже прошедшего земной путь и принявшего страдание и смерть сына. И эта подмена поражает. Не знаю, имел ли такой замысел Микеланджело. Когда его спросили, почему он изобразил Марию столь юной девушкой в пору смерти Христа, мастер ответил, что она — Царица небесная, святая, и обрела жизнь вечную и вечную молодость.
Микеланджело было всего чуть больше 20 лет, когда он создал этот шедевр, так что некоторые даже не верили, что это чудо изваял столь юный мастер.
Таня нам сказала, что один сумасшедший венгр набросился с молотком на «Пьету», отбил руку и повредил нос. Ее долго реставрировали, теперь она за стеклом.
Мы вернулись на площадь. Неподалеку собралась дюжина юных мотоциклистов и мотоциклисток. Надо сказать, что в Риме вообще очень много ездят на мотоциклах – на узких улочках и в пробках очень удобно на них маневрировать, от этого стоит треск и шум. Я сказала о пробках? Прошу прощения. Ни одной пробки ни на улицах Рима, ни в других городах мы ни разу не видели. Вы можете не поверить, но это так. При том, что одна сторона проезжей части многих и без того узких дорог сплошь заставлена машинами, что улицы, как я говорила уже, не широкие, что машин много, что через каждые 200-300 метров пешеходный переход со светофором или без, при всем при этом в Италии нет пробок!
Мимо площади одна за другой с шумом стали проноситься роскошные красные «феррари». Мы изумились.
— Да, владельцам «феррари» разрешено демонстрировать по воскресеньям атрибуты своего преуспевания, — сообщила нам Таня. — Феррари — машина очень дорогая, и ее просто так не купишь. При покупке такой машины обязательно проверяют источник доходов, нет ли там чего криминального. Поэтому обладатели «феррари» в Италии люди, которые, так сказать, честным бизнесом заработали на нее деньги».
Вслед за кавалькадой «феррари» сорвались и мотоциклисты.
Таня сказала нам, что тут недалеко «недорогой магазин». Там есть туалет бесплатный. Мы как-то сначала не очень поняли связь между магазином и туалетом. Но когда Таня в магазине уверенно, как экскурсовод стала открывать стеллажи и показывать золотые кресты, серебряные литые иконы, а все продавцы заметно оживились, мы поняли, что она зарабатывает проценты с продаж. Нам как-то не захотелось быть объектом манипуляций, и мы быстро вышли из магазина, ничего не купив. Думаю, этим мы тоже сильно разочаровали Таню.
Потом мы отправились на древние холмы Рима, откуда и начинался вечный город – Капитолийский и Палатинский. Об этом заповедном времени напоминают развалины форумов с остатками колонн, которые подступают к подножию Капитолийского холма. На площади Капитолия также возвышается бронзовая конная скульптура императора-философа Марка Аврелия, отлитая во 2 веке. Сюда ее поставил в 16 веке Микеланджело, который в указанное время реконструировал площадь Капитолия. Теперь же монумент заменили копией, подлинную скульптуру 2 века н. э. убрали в музей.
Возле Аврелия жених под громкие одобрительные крики гостей кружил на руках счастливую невесту в белом капроне. Гостей было с полсотни и у каждого в руках – камера или фотоаппарат, даже у детей. И все усердно запечатлевали этот исторический момент. Аврелий же бесстрастно взирал на окружающую его суету. Какая история?! «Время человеческой жизни – миг», — так сказал когда-то император-философ.
— Здесь недалеко дворец бракосочетания, — пояснила нам усталая Таня, заметив наш интерес к церемонии.
Далее мы поехали к Колизею – вожделенному объекту для всех туристов приезжающих в Рим. Мы остановились неподалеку от арки Константина. Здесь сохранился участок вымощенной еще римлянами священной дороги –sacra via. Константин должен был обязательно здесь проходить. Это тот Константин, который легализовал христианство эдиктом 313 года. Весь христианский мир его чтит. А арку он поставил в 315 году. Но повод был – не очень: победа в гражданской войне. В путеводителях я прочитала, что это единственная арка древнего Рима, поставленная в честь победы в гражданской войне.
Sacra via вымощена большими отшлифованными базальтовыми плитами, которые ловко подогнаны друг к другу, как геометрические фигуры головоломки. Вот она, легендарная вековечная римская дорога Точно такие дороги мы потом увидели в Помпеях. Кажется, что если их специально не ломать – с ними ничего никогда не произойдет.
Попасть в Колизей и на форумы в этот день не представлялось возможным – в кассы стояла огромная очередь.
— Часа два придется стоять, – оценивающе осмотрел ее Володя.
— В девять часов, когда мы к вам ехали – очереди не было, — сообщила Таня.
— Ну, значит, завтра к девяти надо быть здесь, — решили мы.
Последний пункт нашей обзорной экскурсии был знаменитый фонтан Треви на улице трех дорог. Он считается одним из самых крупных в Риме. Сделан прямо в стене дома. Фонтан несколько разочаровал, во всяком случае, меня. В нем ничего не фонтанировало, просто с подножия большой скульптурной группы, изображающей владыку водной стихии, небольшими каскадами стекала вода. Владыка был величественный, а с водой пожадничал. Грандиознее, красивее и изобретательнее, чем в Петергофе я фонтанов не видела. После петергофских фонтанов Треви кажется просто бассейном в дорогой бане. Он имеет скорее сакрально-туристическое значение. В него туристы кидают деньги, чтобы снова вернуться в Рим. Таня подробно объяснила нам, что нужно стать спиной к фонтану, приложить правую руку к сердцу и левой через себя бросить монетку в бассейн фонтана. Последствия этого ритуала мы наблюдали утром следующего дня. Я и Наташа прибежали к фонтану рано утром, чтобы его сфотографировать, так как в полдень прошлого дня солнце мешало сделать хороший снимок. К нашему изумлению фонтан был выключен и работники в синих робах и желтых резиновых сапогах щетками в бассейне сгребали горы монет. Судя по спецодежде, процедура была будничная и частая. «Это еще более интересно, чем сам фонтан!» — решили мы и сделали фото на память.
Возле фонтана мы распрощались с Таней и отправились бродить по Риму. Первым делом нам захотелось увидеть великий Пантеон – храм всех богов, оставшийся со времен ранней империи. Великим его можно назвать не только из-за огромного культового для Империи значения, но за его грандиозный купол. После падения Рима технология возведения таких куполов было достигнута в Европе только через 10 веков, когда Брунеллески в 15 веке перекрыл куполом средневековый храм Санта Мария дель Фьоре во Флоренци. До этого все народы с завистью взирали на грандиозный купол Пантеона.
Пантеон – одно из самых необычных сооружений, которые я видела. Внешне он громоздкий и даже как будто приземистый его округлые стены без окон напоминают крепостные (по форме Пантеон представляет полый цилиндр). И действительно, толщина этих стен – шесть метров. Со всех сторон его теснит современность. Среди нынешних римских улиц он похож, особенно с восточной стороны, на древний корабль, заплывший в мелководную реку, погрузившийся в ил и оставшийся там до наших дней. Но вот, заходишь внутрь, и открывается удивительное обширное криволинейное пространство, в котором нет ни продольных колоннад, ни пилонов, загромождающих храмы, – огромный купол опирается на стены. Взгляд невольно обращается вверх, потому что пучок света бьет из купола, в центре которого большое световое окно. И оно одно является источником света. Христианская идея света, который идет сверху через световые барабаны или расположенный вверху окна центрального нефа, и поэтому воспринимается мистически, воплощена была впервые в Пантеоне. Пантеон рано превратили в христианскую церковь, которая действует по сей день. Именно поэтому он и сохранился. Здесь находится гробница Рафаэля.
Захотелось есть. Володя привел нас в небольшой ресторанчик недалеко от Пантеона.
— Снаружи будем садиться или внутри?
— Снаружи! Внутри мы и дома посидим.
Мы заняли столик.
— Что будете заказывать? — на чисто русском языке спросила нас приятного вида официантка.
Тогда мы несколько озадачились. Но потом уже русской речи официантов не удивлялись. В Италии очень много иммигрантов из Молдавии. В Венеции, например, почти в каждом ресторанчике, где мы обедали, были говорящие по-русски официанты-молдоване. Так что потом, когда официанты обращались к нам по-русски, Наташа говорила:
— А мы знаем, откуда вы – из Молдавии.
Официанты грустно качали головами. Каждый четвертый уехал из Молдавии на заработки. Уехавшие вынуждены оставлять дома детей и престарелых родителей. Про это нам сказала сдержанная рыжеволосая официантка из венецианского ресторана на набережной.
Прежде всего, мы решили заказать сырную тарелку – одну на всех. Чем славится кухня Италии? Конечно, пастой (паста – это спагетти), пиццей, сырами, Официантка так же предложила нам заказать три разных пасты и поделить каждую на три порции: каждый получит на блюде три вида пасты. Уф! Математика всегда была сложным для меня делом.
Мы потом всегда примерно так и делали: заказывали разные блюда, и каждый пробовал из трех и более, если были закуски, тарелок. Таким образом, вместо одного откушивали за обедом 4-5 блюд. Это удобно еще и потому, что если случался кулинарный «прокол», то есть блюдо по каким-то причинам нельзя есть, то страдал только один человек. Собственно он даже и не страдал, так как получал от остальных широкую кулинарную поддержку. Например, Наташа в одном ресторане не смогла есть пасту с морепродуктами – «Невкусная». И я накормила заказанным мной итальянским супом. Он представлял собой… тюрю. Вегетарианский суп, в который намешано большое количество хлеба, поэтому он имел вид хлебной каши. Его вполне можно было использовать в качестве гарнира. Но не все супы в итальянской кухне столь непритязательны. Нам очень понравился министрионе (не уверена, что правильно написала это слово). Это вегетарианский суп (а в Италии все супы вегетарианские) с большим количеством зелени и свежих овощей.
— Заказывайте разные блюда, — постоянно призывал нас Володя.
И это было правильно. Когда заказываешь по итальянскому меню какое-нибудь блюдо, не представляешь ясно, что тебе принесут. Поэтому польза от того, что все заказывают разные блюда еще и в том, что ими можно было потом поменяться по взаимному согласию. Например, я не люблю мясо с кровью, и Володе приходилось иногда меняться со мной, если заказанное мясо оказывалось таковым. Кстати, можно было даже попросить унести мясо и хорошо его прожарить.
Итак, сырная тарелка. На блюде, сделанном из темного, под старину, дерева вам подают сыры разных сортов, нарезанные нарочито толстыми ломтями: здесь и мягкая нежная мацарелла, и сыр с плесенью, и пармезан и прочее. К сырам подают мед в маленькой розеточке, ее ставят в центре блюда. Думаю, что мед с какими-то добавками, потому что он супер насыщенного золотисто-коричневого цвета. Самым вкусным нам показался нежный белый сыр – мацарелла.
Кетчуп в Италии к столу не подают, вместо него — бальзамический уксус, очень качественное оливковое масло первого отжима в высоких литровых бутылках и тертый сыр, которым посыпают разные блюда. Бальзамический уксус делается не на основе уксусной эссенции, а из натуральных продуктов. На вид он представляет собой жидкий темный, почти черный кисель, на вкус – нежно-кисловатый.
Но самое большое кулинарное открытие нас ждало во Флоренции, как ни странно, в галерее Уффицы, но об этом потом.
После итальянского обеда и бутылочки кьянти Рим показался нам еще более прекрасным и необыкновенным.
Мы отправились к набережной Тибра. Вода в Тибре живописно зелено цвета, над ним летают огромные морские (я думаю) чайки. Недалеко от моста святого Ангела на отмели две жирные утки беспрерывно ныряли под воду, выставляя вверх короткие хвосты – выискивали что-то на дне реки.
Тибр одет в камень и обсажен деревьями. Мы долго пытались определить породу деревьев — каштаны или платаны. Решили называть их «плаштанами». Удивительные эти «плаштаны», Их бледно-зеленые, будто выцветшие стволы покрыты какими-то пятнами, поэтому выглядят они по-старинному, в унисон духу города, и будто уже много веков сторожат легендарные берега.
На берегу Тибра стоит странное сооружение – замок Святого Ангела. Туда мы решили зайти. Замок представляет собой такой слоеный пирог из различных эпох. Основанием его является античный императорский мавзолей в виде заполненного кирпичной кладкой цилиндра, в нем вьются мрачные сводчатые коридоры. Второй уровень – тоже цилиндр, в котором комнаты и покои с ренессансными интерьерами, а венчает все это сооружение барочный ангел 17 века. С верхних уровней открывается чудесная панорама Рима.
В этот день мы посетили еще площадь Испании, где танцевали испанские девушки и учили фигурам фламенко всех желающих. Вокруг них собралось огромное количество зевак. Здесь же на углу стояла огромная странного вида коническая сковородка – на ней жарили каштаны. Жареные каштаны! – это же что-то романтически-литературное, отдающее Парижем. Кажется, там осенью на улицах пахнет жареными каштанами.
— Хотите жареных каштанов? — спросил Володя.
— Да! Никогда их не пробовали.
Володя подал 20 евро, и ему насыпали…кулечек каштанов. Туристическая романтика оказалась очень дорогой. На вид каштаны выглядели приятно: шоколадная лакированная тонкая скорлупка с соблазнительной трещинкой, через которую проглядывало белое ядрышко. На вкус они напоминали вареную картошку.
— Подмороженную, — уточнила Наташа.
После ресторана и чайной каштаны как-то не шли.
«Выбросим потом, чтоб Володя не увидел», — подумала я.
Но жизненная ситуация так изменилась, что мы с Наташей в течение следующих двух дней съели все до одного каштана.
Вечером, у фонтана Тритон Володя решил вернуться в отель, а нам жалко было время, отпущенное для Рима, проводить в отеле.
— Можно мы еще немного погуляем?
— Погуляйте, — усмехнулся Володя.
Мы, действительно, выглядели смешно. Две очень зрелые тетки так робеют, что спрашиваются у младшего брата (Володя младше Наташи на 10 лет). Только позже мы стали с наслаждением бесцельно бродить вечерами вдвоем по улицам. А в первый вечер было боязно остаться на улицах незнакомого европейского города одним. Языка мы не знали. Еще не ориентировались, хотя у нас была карта.
— По карте вернетесь в отель. Ну, и по темноте не ходите, — сказал брат на прощание.
Мы с сестрой в припадке робости крепко схватились друг за друга, как дети в темном незнакомом лесу. Ведь теперь над нами не было покровительственного внимания Володи, который говорит по-английски и спокойно ориентируется в городах Европы.
— Пойдем туда, — махнула Наташа рукой, и мы пошли вдоль улицы, которая называется, как нам удалось прочесть, Барберини.
— Откуда запах такой…нежный? — мы стали осматриваться.
— Это деревья так пахнут, смотри: они цветут.
— Это жасмин, наверное, только какой-то особенный, большой очень, итальянский, наверное.
— Ой, да это апельсиновое дерево, смотри оно все увешано апельсинами!
Вдоль всей улицы росли апельсиновые деревья с золотистыми плодами. И после того, как мы обнаружили цветущие апельсиновые деревья,[2] что-то произошло… Это явление как будто раскрепостили нас. Уж если здесь апельсины на деревьях круглый год никто не трогает, с нами точно ничего не случиться. Когда уже дома наши друзья и близкие видели фотографии с апельсиновыми деревьями на улицах, они нас первым делом спрашивали:
— А вы их не рвали?
— Нет.
— А почему?
Да нам и в голову не приходило рвать на улицах апельсины. Никто же не рвет цветы с клумб. И вопросов по этому поводу не возникает.
И вот, освободившись от страхов и комплексов, мы слились с вечерней толпой римлян и гостей столицы. Так же неторопливо шествовали по тротуару, осматривали здания, глазели на толпу, выхватывали лица, прислушивались к обрывкам разговоров на самых разных языках. Когда зажглись вечерние огни, вспыхнули и витрины. Мы с любопытством стали рассматривать их. Некоторые были оформлены с исключительным вкусом и изобретательностью. Мы убедились, что вечерами, когда музеи и храмы закрыты, можно было совершать экскурсию по городу ради витрин.
Мы стали замечать детали. Например, я заметила, что в Риме, (да и во всей Италии) из моды вышли «седаны». Такие машины на улицах Рима почти не встречаются. В основном все ездят на «припухлых» фургончиках. Нет и больших джипов, которые любят новые русские. Это понятно: широких улиц и площадей в Риме, не говоря уже о других городах, мало. Большие площади отдают во владения пешеходам. Поэтому удобнее ездить на небольших машинах. Мы нередко встречали совсем крошечные двухместные машинки, похожие на игрушечные.
Вернулись в отель, когда уже давно стемнело.
В эту ночь мы очень долго не могли заснуть и от того, что нас переполняли эмоции и впечатления, и от шума. И днем, и ночью Рим очень шумный. Трещат мотоциклы, на которых лихо разъезжают и мужчины, и женщины, звонят колокола, очень часто воют сирены машин скорой помощи. Вой сирен нас озадачивал. В наших городах вообще не слышно сирен скорой помощи. Чаще воют машины гаишников или чинуш. В Италии же кареты скорой помощи очень любят ездить с сиренами. За ночь сирены выли по два-три раза это только в том квартале, где мы жили. А вот церковные колокола ночью и ранним утром звонят очень деликатно.
На следующий день по плану у нас были форумы и Колизей. После обеда Володя уезжал на два дня за город на какую-то конференцию.
— Планируйте сами это время, как хотите, — предложил он.
Утром мы вчетвером вышли на дель Корсо и направились к форумам. Утренний Рим в ясную погоду необыкновенно хорош: зелень свежа, небеса лазурны, наклонные лучи ясно очерчивают все сущее, из бесчисленных маленьких кофеен идет густой запах свежесваренного кофе, который мешается с солнечным светом.
До обеда мы вместе были на форумах. Римские форумы – это нечто необыкновенное. В самом сердце Рима рядом с Капитолийским и Палатинским холмами Италия ревностно хранит драгоценные руины - развалины республиканского и нескольких императорских форумов с остатками колонн, языческих храмов и императорских дворцов.
А ведь несколько столетий все это скрывала земля. Варвары разрушили водопроводы Рима. Низины между холмами, где были форумы, затопило, потом их забросали землей, потом они заросли травой, деревьями, здесь стали строить дома. На лужайках между холмами паслись коровы. И только в эпоху Возрождения вспомнили про былое величие, определили места форумов и начали раскопки. И на глубине 6-7 метров нашли то, что искали.
Мы бродили, бродили среди этих романтических развалин, поросших травой и красными маками, и все не хотелось уходить отсюда. Ну, как же, здесь ходили Цезарь, Цицерон (у него дом был на одном из главных холмов Рима), Октавиан Август, да весь римский бомонд. Может, даже я след в след попала с демоническим императором Нероном, который прямо в центре Рима себе землю оттяпал для императорского дворца после знаменитого пожара. После этого его и стали подозревать в поджоге Рима. И развалины этого «золотого дворца» сохранились.
И император Тит, наверное, проходил под своей аркой. Значит, подошвы его башмаков этих камней касалась. А может, и на его подошвах было написано «следуй за мной», такую обувь любили носить римские шутники и модники. Нет, все-таки Тит мужчина серьезный — император.
Повод для строительства арки Тита был тоже не очень… – разграбление и полное разрушение Иерусалимского храма Соломона в ходе иудейской войны. На внутренней стороне арки можно увидеть рельеф: довольные солдаты несут семисвечник из храма Соломона. Но таков дух императорского Рима: на свой лад и в угоду себе переделывать весь мир.
И вот мы, две сибирские клушки, сели возле очередных руин на лавочку под горячим солнцем и вбирали в себя этот солнечный жар, ослепительную зелень трав, любовались рядами полуразрушенных арочных проемов, кипарисами, цветущими деревьями. И сидели так час, может, два среди древностей, не в силах прервать блаженство сопричастности древней истории, красоте, итальянской весне.
Билеты на форумы и Колизей рассчитаны на два дня. Можно было в Колизей прийти завтра. Но мы не исключали поездку в Помпеи на следующий день и решили после форумов пойти в Колизей.
Сначала нам захотелось обойти древний стадион со всех сторон. С северной стороны, зажатый между тесно примыкавших к нему улиц, он был похож на плененного исполина. В некоторых арочных проемах, где стояли раньше скульптуры, буйно зеленела высокая трава. Все его стены в дырках, как после обстрела. В них забивали стержни, которые держали мраморную облицовку. Мрамор содрали во время бурного строительства Рима. Вобщем, и Колизей был бы обречен на слом – уж очень много строительного материала содержал в себе. Христиане сохранили его как мемориал в память о христианских святых, замученных на аренах языческих стадионов. Поэтому с двух сторон на Колизее можно увидеть два больших латинских креста.
Наташа очень хотела взять радиогид на русском языке. К нашему удивлению он казался. Колизей стал вообще единственным местом, где нам могли предложить русский радиогид. Ни в музеях Ватикана, ни в галерее Уффицы, да нигде не было радиогидов на русском языке. Это нам показалось странным, русских в Италию приезжает довольно много.
— Не ходят они по великим музеям, — объяснил нам Володя. — Был бы большой спрос — тут же предложили бы и русские радиогиды и путеводители на русском языке. В Колизей русские ходят, по Риму на обзорные экскурсии ездят – вот в Колизее и в экскурсионных автобусах есть сопроводительный текст на русском языке. А потом у них – шопинг, ресторан, и лазурный берег.
Но получить русский радиогид в Колизее нам не удалось. И причина была простая. Володя подарил нам с Наташей по 500 евро одной купюрой. В кассе просто не оказалось сдачи. Дальше — больше. Когда нам захотелось есть, и мы попытались купить пиццу и воду в ближайших лотках – ни у кого из торговцев не было сдачи. Все с вожделением смотрели на наши пятисотки, и мы готовы были расстаться с парой десятков евро ради еды, но торга не получалось. Пятьсот евро – большие деньги для мелкой торговли по европейским меркам. Потом мы узнали, что некоторые пенсии в Италии равны 400-600 евро.
Раз речь зашла о деньгах, можно поговорить и о ценах.
Чтобы перекусить на улице нужно минимум 5-8 евро: на лотках (в багетах) или в маленьких кафе пицца или «крокодильчик» стоит от 2,5 до 5 евро. Бутылка воды в пол-литра – 1,5 евро. В Европе нет столовых в нашем понимании слова, где можно взять первое, второе, третье – не очень дорого. Еду туристам купить можно либо в багетах и небольших кафе, где можно с собой взять пиццу и воду, либо идти в ресторан. В пиццериях цены от ресторанных не отличаются. В ресторане блюдо (основное, второе, включая и пасту) стоит от 8 до 18 евро, чашка чая или кофе – три. В цену включается и сервис – 12 процентов от счета. В ресторане пообедать можно за 20 евро. Если вы захотите взять бутылку вина, то это еще 20 евро. В магазине – вино стоит в два раза дешевле.
Билет на городской автобус обойдется в один евро, а в музей или музейный комплекс от 4 до 12 евро в зависимости от статуса. Самыми дорогими оказались билеты в музеи Ватикана - 14 евро – ну, это другое государство. А вот во всемирно известную галерею Уффицы во Флоренции билет стоил всего 4 евро.
Фрукты в субтропической стране ничуть не дешевле, чем у нас: яблоки, апельсины, груши стоят 2-3 евро за килограмм, в зависимости от места. Хлеб мы не покупали, поэтому цену на хлеб не знаем. Маленькое бисквитное пирожное стоит 1,5 евро.
Вобщем, в Европе все дорого. Как живут с такими ценами пенсионеры, получающие 400 евро в месяц – уму не постижимо. Наверное, так же как и мы, честные кандидаты наук в России. Однако у них-то все-таки, в отличие от нас, есть счет в банке.
Но пока про эти цены мы ничего не знали и безуспешно метались по кафе и аптекам, с тем, чтобы разменять пятисотку. Наконец, мы решили пойти в банк. Где-то около нашего отеля мы видели Deutsche bank. Банк оказался закрыт. Уставшие и голодные мы вернулись в отель. И тут-то вспомнили про жареные каштаны.
— Ты их не выбросила? — с надеждой спросила я у сестры.