Поэт Глеб Горбовский в своих воспоминаниях о Николае Рубцове признавался: «Кто из нас, бывших тогда рядом с ним, видел в нем большого русского поэта? Думаю, никто. Каждый был занят в то время своим творчеством...» Стремление во что бы то ни стало утвердиться, что-то кому-то доказать - оно ослепляет нас, и мы порой не можем разглядеть, что сегодня рядом с нами находится настоящее, большое. Обычно понимание этого приходит потом, чаще всего поздно.
Помнится, когда я сомневался, ехать ли мне на IX Всесоюзное совещание молодых литераторов, барнаульский писатель Александр Родионов сказал: «У тебя что, с головой плохо! Езжай, в крайнем случае на Казанском вокзале перебьешься...» Нет, на вокзале мне ночевать не пришлось, приютили ребята из литературной общаги. Здесь я и встретился с Сергеем Гонцовым.
Не знаю почему, но между нами сразу же установились добрые отношения. Позже, когда я приезжал на экзаменационные сессии в литинститут, почти каждый раз встречал в Москве Гонцова. Он то появлялся, то пропадал. Я знал, у Сергея не было постоянного места жительства: он то срывался в Мещеру, там снимал дом в каком-нибудь глухом уголке; то возвращался в Москву и перебивался у друзей в общежитии. Тогда он работал над рукописью своей книги, которая готовилась к выходу в издательстве «Современник».
К тому времени о Гонцове уже вовсю и серьезно говорили в литературных кругах: критик Вадим Кожинов, поэт Юрий Кузнецов и многие другие с интересом следили за его творчеством и старались при случае поддержать.
Однажды, приехав в Москву, я узнал, что Гонцов живет в Переделкино. Оказывается, вдова Ярослава Смелякова, Т.И.Стрешнева, узнав о его трудностях, предложила Сергею поселиться на смеляковской даче. Сергей на себе испытал весь неуют литературной общаги и, наверное, потому пригласил меня пожить у него в Переделкино. Памятуя, насколько плотно заселен «гениями» каждый квадратный метр общежития, я согласился.
Это были незабываемые дни. Осень. Переделкино. Наши прогулки по писательскому поселку.
- Здесь недалеко дача Вознесенского, - сказал как-то Сергей, - я его часто встречаю. Он мимо пройдет и обязательно оглянется...
- Рост у тебя большой, завидует, наверно, - пошутил я.
- Не в росте дело. Сам он давно уже ничего настоящего не пишет. - Резко оборвал разговор Сергей.
А вечерами мы сидели у камина на смеляковской даче. Нередко присоединялся к нам и старый смеляковский сеттер, лежал и слушал нас.
- Знаешь, до Смелякова эта дача Фадееву принадлежала, - просто рассказывал Сергей, - здесь он и застрелился...
А я чувствовал, что дух Фадеева присутствует где-то у камина или на чердаке... Для меня чувство прикосновения к великому было внове, точно откровение. Смеляков, Фадеев... Ходили мы с Гонцовым и в переделкинский «Спас», и на переделкинское кладбище. Могилы Пастернака, Тарковского... Прекрасная была осень. Другой такой, наверное, уже не будет.
Во время последней сессии я встретил в институте жену Сергея, Лену.
- Привет, Серега! - Обрадовалась она. - А Сергей тебя ждет. Даже стихотворение к твоему приезду написал.
Я удивился, поскольку особой сентиментальности за Гонцовым раньше не замечал. Однако промолчал... Мы опять сидели в литературной общаге в комнате Гонцовых, пили чай и почти не говорили. Наверное, в каждом из нас уже тогда жило тревожное предчувствие: что будет с нами, что будет с литературой?.. Это было время начала «великих» перемен.
Позже я прочел слова писателя Николая Шипилова, который так представил первую большую подборку стихов Гонцова в журнале «Литературная учеба»: «Убить такого поэта могут лишь нищета, долгие изнурительные, жестокие... скитания и бесприютность. То, что косило и косит носителей духовности в нашем Отечестве... Поэты падают в дороге, если не идут на компромисс с совестью и честью. Сергей Гонцов из тех, кто выжил ценой горьких и невозвратимых потерь».
Вот и все. В лучших представлениях поэзия Гонцова не нуждается. А закончить хочется словами самого поэта: