Некоторые поэты являются словно бы посланниками своей земли в этом «прекрасном и яростном мире» и ведут о ней удивительный разговор.
Она поручает им рассказывать о самой себе, о судьбе своей и жизни, о главных и высших своих ценностях.
И человек становится певцом родины и говорит о ней так горячо, с такой любовью, так вдохновенно, что с его слов и у читателя, у слушателя возникает такое же, как у поэта, волнение, такая же ностальгия по родным местам, такое же захватывающее желание оказаться где-нибудь «близ рощицы дремотной», у родника, в котором «блестит вода, как в сказочном копытце».
Несомненно, поэзия нашего земляка Виктора Баянова пропитана живыми силами родины, пронизана чистейшим светом густого белого березняка, подступавшего почти вплотную к избе, в которой вырастал будущий поэт в деревне Дедюево; наполнена ароматом плодов земных, которыми вскармливала мальчика «полянка-самобранка» его детства.
Во вступительном слове к книге стихов разных лет «Поле»поэт особо подчеркнул значение «первыхсельских впечатлений»: «Самую действенную и мощную подпитку своей лирики я получал именно оттуда – из незабвенного детского далека».
В стихах Виктора Баянова встречаются образы, обнаруженные автором в природе, по-видимому, очень давно. Они подобны отличным, четким, выразительнейшим художественным фотографиям и в памяти закреплены на всю жизнь. Так же неукоснительно они заполняют наше восприятие:
Как гуси, под горой белели камни,
Из века в век ручей их омывал…
И так была картина та близка мне,
Как будто сам ее нарисовал.
Или:
Стынет чаща спокойно и чутко.
От листвы под ногами – пестро.
Просвистела тяжелая утка,
Обронила в траву синь-перо.
Или:
За рекой талиновой, за мельницей
Земляникой крашены холмы.
Ввек ничто, казалось, не изменится –
Ни деревья, ни земля, ни мы.
И ещё:
Цветное лето с радугой над лесом,
Чего и вёснам даже не дано,
Не потому ли и назвали летом,
Что пролетает быстро так оно?
Изображение земли неполно без летящей над ней птицы. Это надо было видеть и осмысливать:
Вот летит один, крыла пластая,
Озирая рощу и жнивьё.
То ли он отстал в пути от стаи,
То ли он опередил её?
И кричит над лесом поределым,
Над притихшей речкою кричит.
Он кричит всем напряженным телом
Даже и тогда, когда молчит.
Горло надрывается прямое.
Синий воздух холодит бока.
Может, долетит до синя моря,
Может, до соседнего леска.
Подобные картины внушают трепет: настолько они определённые, ясные, бесспорные. Выпуклые картины:
Полюбуйся, человек, позарься
На нерукотворную красу.
Здесь волна зеленая Пызаса
Обнялась навек с волной Мрассу.
Столько круч, порогов было столько!
Знать, они в таёжной синей мгле
Верили от самого истока
В неизбежность встречи на земле.
И теперь под скалами резными,
По тайге разбросанными сплошь,
Никакой бедой их не разнимешь,
Никакой водой не разольёшь.
И не менее внушительная картина:
Утёс такой – не подступиться,
И, каменно сливаясь с ним,
На выступе большая птица
Сидела пугалом лесным,
К глухим камням безвольно жалась,
Своё как будто отжила
И вызывали только жалость
Её поникшие крыла.
Но ветер гор ударил косо,
Всё зашумело, ожило,
И птица сорвалась с утеса,
Расправив крылья тяжело…
Поражает мощь рисунка, изобразительная сила этой поэзии. И ведь не остановишься – так хочется снова и снова воспроизводить выразительные подробности пребывания на «Горе ветров»:
И, приглушая крик и выстрел,
Крутя травинки на лету,
Там ветры носятся со свистом
По оголённому хребту.
Где грозно грозы назревают
Над красотой кедровых крон,
Чернеет камень ноздреватый,
Обветренный со всех сторон.
Не раскрошить его руками,
Не разломить, не разрубить.
Остался чистый твёрдый камень –
Такой, каким он должен быть.
Вот такая великая, суровая, чистая, выносливая земля доверила поэту Виктору Баянову свою сокровенную, далеко не сентиментальную суть.
Но иногда она передаёт ему и нечто другое – нежное, с промельком слёз, с блистанием трогательного света отношение к сибирским женщинам.
Их красота, румянец, весёлый доброжелательный нрав – всё это дары сибирской природы, умело смешивающей краски и настроения, что и запечатлено в волшебном женском портрете:
Ветер веет, не слабеет,
Подгоняет саночки.
Под горою голубеют
Проруби русалочьи.
Ветер сыплет колким снегом.
Выстывают горницы.
За твоим весёлым смехом
Вьюга не угонится.
От опушки от сосновой,
От четы березовой,
Ты бежишь на горку снова –
Розовая-розовая.
Из ледовых, видно, окон,
С глубины налимовой
Оплескали тебя окуни
Водою малиновой.
А потом у тропки торной
Под буянь буранную
Снегири о щеки тёрлись
Грудками багряными.
Нам смеяться, нам чудесить,
Чтоб сердца оттаяли.
Мы сегодня лет по десят
По домам оставили.
А кругом гудит, сверкая,
Молодая, светлая,
Неоглядная такая,
Ненаглядная такая
Сторона заветная.
Женщины, населяющие сибирскую землю, необыкновенно отзывчивы и внимательны. Они синеглазы, как сама Сибирь, и в суровую природу вносят притягательное умягчение:
Стернина. Ток. Сторожевая будка.
Над полем вертолёт, что стрекоза,
Вдали синеет озеро – как будто
Прощальные Наташины глаза.
Или:
И поверю в страхи-байки
Про трясины и леса,
Потому что у хозяйки
Очень синие глаза.
И ещё один синеглазый женский образ:
Она ступала по избе
Дорожкой тканою рябою
И так красиво о себе
Рассказывала всей собою.
А вслух – про мужа своего,
С любовью, скрытой в синем взоре,
Словечки «мой», «у моего»
Тепло мелькали в разговоре…
Синеглазую женщину можно увидеть на какой-нибудь сибирской станции: спешит на поезд, ей много надо проехать, так как здесь развёрнут мир больших расстояний:
Но на перроне шлак хрустящ и порист,
Но график, как всегда, неумолим.
И женщина торопится на поезд
Со стареньким баульчиком своим.
В её глазах, невыразимо синих,
Какой-то робкий и тревожный свет.
И я спокойным быть уже не в силах,
И всё смотрю – успела или нет?
Виктор Баянов призван не только воспевать родную землю, но и петь хвалу любимой профессии. Профессии машиниста паровоза и тепловоза. И поэт отдал должное машинисту – например, в стихотворении «Весна на станции»:
Нету близко лугов, что цветут в эту пору,
Но и здесь, как над речкой, повис виадук.
И цветут поезда, и цветут светофоры,
Вся железнодорожная ветка в цвету…
и в небольшой поэме «Машинист Иван Петрович», в стихотворениях «Крутой подъем, дождя и снега помесь», «Только смолкнет дневной надоедливый гуд».
Есть в этих стихах любовь к машине, к механизмам, благодаря которым можно служить людям и делать добрые дела. И ощущение машины передано как блаженство. Только ещё один русский писатель умел так писать о паровозах: имел точное чувство машины как организма и наслаждался работой в союзе с машиной. Имею в виду Андрея Платонова.
И можно с уверенностью сказать: если человек мастер, то он мастер во всем. И мастер слова в биографии Виктора Баянова совпадает с мастером машин. Его поэзия отшлифована добросовестным, профессиональным сознанием мастера. Земля кузнецкая не ошиблась, поручив ему «свои думы и речи». По стихам Виктора Баянова можно изучать эту землю «и всё цветущее на ней». Чудесные уроки!