«Русская литература, поэзия всегда жили и подчинялись другим законам – не вымороченным, придуманным в угоду тому или иному направлению, – но законам всечеловеческого восприятия добра и милосердия. Русская поэзия испокон была прозрачной и животворящей. И завещано нам, стихотворцам, Слово Пушкина, Бунина, Есенина, Заболоцкого, Рубцова».
Это слова Александра Ивановича Каткова, замечательного поэта, недавно ушедшего из жизни.
Он был добрым человеком, преданным самым чистым идеалам. Но становился и ершистым, и громким, и напористым, когда отстаивал свои взгляды. Голос его доходил до высоких нот, казалось, что сейчас захлебнется, захрипит, прервется. И поэт действительно прерывался от захлестнувшего надрыва и замыкался на время, недовольный собой. Бывало, и на друзей обижался в спорах, но больше скорее на себя, что не смог из-за своей горячности, торопливости раскрыть и донести мысль, быть убедительным.
Надрыв в нем чувствовался всегда – из-за постоянных переживаний. За все. За то, что происходит в стране, за неустроенность быта, за разрушение культуры, за падение нравственности в литературе и жизни.
Его последняя книга, вышедшая в 2016 году, названа коротко и ясно: «Вина». Вот что пишет сам Катков в предисловии к ней:
«Однажды под утро или в гремящем поезде, или на краешке судьбы вдруг настигнет тебя, подступит к сердцу мысль, неизбежная и горькая, как наказание.
И жизнь твоя начнет раскручивать киноленту памяти, и проявятся все те, кого ты любил когда-то, да недолюбил и предал, те, которые недолюбили и предали тебя. И чья вина больше, и какая разница – ведь крест достался тебе одному».
И поэт несет этот крест. И в стихах продолжает эту тему:
Я ночью выломлю фрамугу
И закричу за рубежи
Уже единственному другу:
«Мой крест тяжелый поддержи!»
<...>
И мы озябшими руками
Поднимем, донесем свой крест
Под грозовыми облаками
До дальних мест,
До горних мест...
И становится понятна причина его надрыва. Русский путь, который не все могут осилить. Оттого и не выдерживают многие: то впадают в опустошающую депрессию, то погружаются в алкогольную трясину... И только самым сильным этот подвиг по плечу:
Ничего, это нам уже стало с руки
Привыкать, чтобы снова средь мора и глада –
Наши русичи, ратники, мужики
Нашу родину справно наладят.
Другая книга поэта, вышедшая в 2010 году, называется «Россия, моя берегиня...». «Давно сказано: не приведи Господь жить в эпоху перемен, – пишет Катков в предисловии. – Нам – довелось. Во времена, когда <...> отменяются такие понятия, как справедливость, добро, вера в ближнего своего, не говоря уже – во Всевышнего».
И здесь тема Родины у поэта – тема боли, покаяния:
Ад кромешный, а все же Россия.
Безнадега уже, беспредел.
Словно целый народ, обессилев,
К Богу руки в надежде воздел.
И надежда эта небеспочвенна, если народ един:
...наши русские сердца
Вместили поле Куликово,
Полтаву и Бородино
И поле, ставшее безвестным.
Но в каждом сердце все равно
Для поля оставалось место.
Родился поэт 27 июня 1950 года на казачьем хуторе Зайцево Ставропольского края, «где по пояс растет мурава, / где высокие и извечные / постигались однажды слова». И где «мальчонкой бежал / к смеющейся маме, в ее молодые ладони».
Александр Иванович получил прекрасное образование: окончил Пятигорский институт иностранных языков, затем университет в Лейпциге. После этого служил в армии – в ракетных войсках в Прибалтике. Работал переводчиком и преподавал немецкий язык в кемеровских вузах. Членом Союза писателей России стал в 1992 году.
Конечно, творчество А. Каткова не исчерпывается одной гражданской лирикой. Многие его стихи –
о любви. Есть и о первом, робком, неразделенном чувстве, и ласково-теплые воспоминания, «когда печально припомнишь женщину одну».
А ночь была, где руки наразброс,
Где у виска, и холодя, и грея,
Твой локон, зацелованный до слез,
И завиток, и родинка на шее...
Однако и в самых тонких лиричных строках звучит все та же надрывность, пробивающаяся сквозь нежность. Особенно когда речь идет о детях.
Этот локон льняной по темечку
И дыхание у плеча...
Заклинаю Тебя, пусть теплится
Золотая моя свеча.
Потому что поэт уже знает нестерпимую боль и горечь потерь... И все же он полон светлых ожиданий:
И кажется, большего в жизни не надо,
Лишь только глазами жадными пить
До самого дна голубую прохладу,
Лицо подставляя дождю листопада,
С наивной надеждою вечно прожить.
Да, вечно жить невозможно. И потому следует подведение итогов. Но без обычного надрыва, поразительно спокойное, с удивительной ясностью.
Надо, чтоб что-то осталось –
Надежда, строка, сын.
А смерть – это сущая малость,
Когда на земле не один.
Надо и в будни, и в праздник
Верить, сгорая дотла,
Чтоб жизнь не была напрасной,
А утреннею была.
Мне больше нечего добавить. Если только стихотворение Бориса Бурмистрова, посвященное А. Каткову, «Разговор с другом»...