5
Все вышло точно так, как я предвидел. Открылась входная дверь, и в комнату вошел молчаливый молодой человек атлетического телосложения. На плече его была фирменная нашивка с надписью «Афродита», в руках – футляр номер два. Одно было непонятно – для чего им понадобилось во второй раз разыгрывать это представление? Если нужно было избавиться от свидетелей, это можно было сделать гораздо проще. Значит было что-то еще, какой-то тайный план.
Пошептавшись с Меркурьевым, молодой человек поставил футляр на пол. Совершив несколько странных телодвижений, напоминавших разминку иллюзиониста перед фокусом, Меркурьев присел над футляром и повернул красный рычажок на его боковой панели.
Похоже на микроволновку, – почему-то подумалось мне. – Не иначе, блюдо номер два быстрого приготовления.
Молодой человек беззвучно исчез. Меркурьев снова вошел в роль: он был сама любезность, только беспокойное ерзанье в уголках глаз выдавало его. Ему, как всегда, было что сказать:
– Вот вы говорили о праве... – начал он издалека. – Скажу прямо, я абсолютно с вами согласен: мужчина имеет право. Если хотите, это его привилегия – святое право на выбор. Поясню на примере. Предположим, человек совершает ошибку, или, скажем, его природа вводит его в заблуждение. (Понятно, кого он имеет ввиду). Разве это повод для того, чтобы признать себя неудачником и смириться со своей участью? – Ни в коем случае! Я вам больше скажу, «Афродита» никогда не оставляет своих клиентов в затруднительном положении. В конце концов, женщина это лишь производное, фантом, порожденный мужским желанием. Если мы порой не доверяем сами себе, то можем ли мы доверить нашу судьбу производной? можем ли мы опереться на капризы своего воображения? Думаю, ответ совершенно ясен.
Гладко говорит. Как по писанному. Глядя на его раскрасневшиеся брыльца, я думал о том, как в эту самую минуту служба безопасности Корпорации окружает дом. Если они делают все по правилам, то четверо вооруженных бойцов уже стоят по периметру. Двое у входа, двое на лестничной клетке. Если у них есть план дома, вторая оперативная группа уже нашаривает черный ход. Господи, зачем я во все это ввязался.
– Само собой разумеется, Корпорация предусмотрела такой поворот событий. – Меркурьев светился вдохновением. – Мы создали разновидность женщины, которая изначально воплощает в себе самые интимные мужские чаяния. Идеальная Подруга – таким был наш ответ. Разумеется, мы учитываем индивидуальность: каждая из наших Подруг соответствует мужчине определенного склада. К примеру, вам, как нельзя лучше подойдет типаж номер два. Изысканная умница. Стиль, грация, утонченные формы. Добавьте к этому легкий кураж, изюминку своеволия, которая в известных обстоятельствах становится перчинкой. Это бывает так волнительно.
Бог мой, что он несет: перчинка, изюминка, – почему я должен слушать этого болтуна? Или может, это метод такой – заболтать клиента, погрузить его в гипноз, взять его тепленьким вместе с банковским счетом.
– Сейчас я вам продемонстрирую. – Он подошел к футляру номер два и аккуратно снял крышку. – Надеюсь, вы оцените наше стремление во всем добиваться совершенства.
Минуту ничего не происходило, – я не сводил глаз с футляра. Потом в его утробе началось энергичное движение. Еще секунда и из футляра, как из волшебной лампы выскользнула узкая дамочка в черном в обтяжку платье. Она была занавешена каштановыми кудряшками и украшена серебром от запястий до щиколоток. Сияя в пол оборота раскосым ассирийским глазом, она оглядела присутствующих:
– Добрый вечер, господа. Я рада вас видеть. В кругу друзей я откликаюсь на имя Лин.
Лин красиво покачалась на каблуках и, лукаво склонив голову, улыбнулась тонкой змеиной улыбкой.
Да, она была шикарна. Именно в моем вкусе. Тонюсенькая с острыми плечиками и точеной грудкой, поднимавшейся под платьем. В ней чувствовалось упругость юности и уверенность женщины, знающей себе цену.
Какое-то время стояла тишина. Она обижено повела плечиком:
– Вы не хотите ничего сказать?... Это немного невежливо – не отвечать даме...
Она на минуту задумалась.
– Но, с другой стороны, – бестактность – признак мужества. Должна вам сообщить, что за девятнадцать лет моего девичества я имела возможность хорошо узнать мужчин. Но только теперь, встретившись с вами лицом к лицу, я начинаю чувствовать нечто особенное...
– Какая непосредственность, – шепнул мне Меркурьев. – На вашем месте я бы не сомневался ни секунды.
«Хочешь на мое место – милости просим, посмотрим, как ты будешь выкручиваться», – чуть не сказал я вслух. В голове моей происходила сумасшедшая вертячка: суженая, Лин, Корпорация, – чего они на самом деле хотят: осчастливить клиента небывалой страстью или уничтожить его во имя интересов Корпорации?»
– Почему же вы молчите? – снова подала голос красавица. – Может быть, я вам не нравлюсь?
Красавица была в затруднении. Похоже, она никак не могла сообразить, кто из нас двоих, я или Меркурьев, должен стать объектом ее неподдельного интереса. Меркурьев, вероятно, тоже это почувствовал и поспешил ей на помощь:
– О, нет, моя дорогая: вы очаровательны. Просто мы немного растерялись... от восхищения... – Он оглянулся на меня. – Видите ли, мой друг, Федор, решает одну деликатную проблему. Думаю, ваш совет, и ваше женское участие помогли бы ему обрести душевный покой.
И опять эти бегающие глазки, – черт тебя возьми! Убил бы, ей богу. Вот так бы взял и навернул бы чем-нибудь тяжелым. Если бы не этот тревожный холодок в позвоночнике.
– В самом деле? – Красавица оживилась. – Почему же вы сразу мне не сказали?... Значит, вас зовут Федор?
Я совершил нелепое движение, напоминающее светский поклон. Глупо, очень глупо.
– Как это хорошо. – Красавица радостно прошуршала серебром. – Я как раз подумала о том, что могла бы быть полезна. Вовремя протянуть руку человеку, который в ней нуждается, – разве это не прекрасно? – Она с детским простодушием заглянула мне в глаза. – Ведь вы расскажите мне, правда? Мне так хотелось бы вам помочь.
Она подошла ближе. Потянуло терпкой сладостью женского тела, умащенного изысканной парфюмерией. И эти глаза, сколько было в них восхитительной женской тайны. Нет, никак нельзя устоять. От одной мысли, что можно прикоснуться к этому телу, окунуться в эти глаза начинало сладко подташнивать. Как они сумели угадать, неужели и вправду залезли в душу, вынули оттуда?
Я снова поклонился, чувствуя слабость и душную истому во всем теле.
– Ну вот и славно! – моментально отреагировал Меркурьев. – Чувствую, вы отлично поладите... Перейдем к заключительной части. Если можно, встаньте поближе, и лучше взяться за руки, – я хотел бы сказать пару слов.
Красавица приблизилась вплотную. Сердце мое запрыгало, как голодный зверек в цирковой клетке. Горели и плавились свечи. Со стороны это должно было походить на свадебную церемонию.
«Постой, – вдруг отчетливо произнес во мне внутренний голос. – Что-то не так». Я оглянулся по сторонам. Так и есть: суженая беспокойно зашевелилась в своем ложе. Она подавала знаки. Что-то срочное и тревожное – там на стенке платяного шкафа. Непонятно... Вынырнув на секунду из любовного дурмана, я перевел взгляд в направлении ее тревоги. Ничего. Лаковые створки шкафа, квадрат зеркала, отблески свечей... Что-то шевельнулось в сером квадрате зеркала. В нем отражалась полуоткрытая дверь, сумерки прихожей... Вдруг стало отчетливо видно – два мужских силуэта в проеме дверей: неподвижные, натянутые струной, словно замершие для прыжка. Господи, они уже здесь!...
На этот раз стало по-настоящему страшно.
Суженая права: Корпорация не прощает ошибок. Сейчас они ворвутся, и все закончится. Ее, скорее всего, пустят на переплавку. На меня у них, вероятно, особые виды: какие-нибудь эксперименты по выпрямлению сознания. Корпорация, наверняка, захочет разобрать меня по винтикам, чтобы понять, где произошел сбой. Но почему они медлят? Для чего вся эта волокита, разговоры о мужском праве, братание с красоткой? Может быть, есть другой план? Или это обычное прикрытие?
– Один момент. – Меркурьев, на лице которого уже проступила благостная мина свадебного пастора, обернулся к суженой. – Мне кажется, здесь есть лишние свидетели. – Он подошел к суженой, намереваясь захлопнуть ее навсегда в пространстве футляра.
– Постойте... – Я собрал последние силы. – Мне нужно пару минут. Я хотел бы... наедине.
– Да вы что, друг мой? – Меркурьев нахмурил брови. – С ума сошли? Вы только посмотрите на это чудо!
Чудо нежно потупило глазки.
– Я прошу, это очень личное.
Они переглянулись.
– Ну, хорошо... Ровно две минуты.
Он купился. Глупый пИнгвин, – он дал мне шанс. Едва самодовольная физиономия курьера скрылась за дверью, я бросился к суженой. Лин попыталась ухватить меня за рукав рубашки, но было уже поздно.
– Скорее! – успел крикнуть я подскочившей суженой. – Черный ход!
6
Мы выскочили на лестничную клетку, словно два перепуганных зайца. Ни одной живой души. Дневная лампа освещала мраморную площадку. По счастью, бойцы Корпорации замешкались где-то в пути. Вниз было нельзя: подъезд наверняка запечатан. Значит, оставался единственный выход – вперед и вверх.
Раздумывать было некогда. Бесшумно ступая босыми пятками, суженая кинулась к лифту. Несколько попыток вызвать спасительную кабинку ни к чему не привели – кнопка вызова была мертва. Здесь они сработали грамотно. Оставался последний выход: налево по пожарному ходу и дальше пешком наверх. Правда, была одна загвоздка. Мой дом был одной из этих сверкающих неваляшек, что насадили в городе в последнее десятилетие. В нем было семьдесят два этажа.
Лестница свободы сияла праздничной чистотой. Мы переглянулись: фортуна была на стороне беглецов. Пусть теперь попробуют отыскать нас среди каменных сот гигантского улья.
Здесь надо сказать, что я никогда не был мастером пеших восхождений. Шестьдесят восемь этажей, начиная с четвертого, это какая-то сказочная высота для моего воображения. Но ветер опасности дул мне в спину, поэтому, не раздумывая ни секунды, я устремился по ступенькам вслед за суженой.
Могу сказать, без всякого преувеличения: первые семь этажей я прошел довольно бодро. Сердце мое качало горячую кровь, и взгляд бодрили точеные ножки суженой. Страх отступил, и в голове как-то прояснилось.
Вот же как все вышло, – размышлял я на ходу. – Все-таки женщина – это великая опасность. Всегда я чувствовал это, все тридцать лет. Она, как пуля со смещенным центром тяжести. Хочешь выстрелить в мишень, а она извернется, и угодит тебе прямо в лоб. Это какое-то особое племя, тихое на вид, но дьявольски взрывоопасное. Вчера еще у меня были замечательные идеи, банковский счет и крыша над головой. Это было очень надежно. Ни ураган, ни наводнение, ни нашествие диких зверей, – ничто не могло поколебать этой стабильности. Но вот явилась женщина – и все полетело кувырком. Часу не прошло с ее появления, а жизнь уже лопнула, как мыльный пузырь.
На площадке двенадцатого этажа слегка притормозили. Она остановилась первая, тяжело дыша и возбужденно сверкая глазами:
– Скажите мне... А куда мы бежим?
– Я не знаю, – я перевел дыхание. – Я бегу за вами.
– Так не годится... Они, наверняка, уже взяли след. Где здесь можно спрятаться?
– Не знаю. Может быть, в бытовых помещениях или в вентиляции...
– Как туда попасть?
– На пятнадцатом будет служебный блок. Можно осмотреться.
– Хорошо. Идемте.
Она еще и командует. Удивительно. Такая маленькая и столько самообладания. Женщина моей мечты, – кто бы мог подумать. Я поспешил вслед за цокающими каблучками, чувствуя, что не смогу долго выдерживать такой темп.
Пятнадцатый этаж. Хозяйственный блок оказался перекрытым стальной решеткой, напоминающей жалюзи. Я должен был догадаться: в пятом часу ночи никому не придет в голову хлопотать по хозяйству.
Она задержалась у схемы небоскреба, начертанной на стене, спросила, что это за башенка на крыше, с усами, спускающимися вниз. Я объяснил, что это фуникулер, соединяющий небоскреб с другой такой же башней на том берегу реки. Очень удобно: бесшумная кабинка, скользящая сначала над городом, потом над водой; минут за десять можно оказаться у родственников в той туманной башне напротив, в жаркий сезон смельчаки ныряют с него в реку.
Это был шанс, – мы сообразили одновременно, – нужно только добраться до крыши и загрузиться в одну из этих чудесных кабинок. Какой бы могучей не была Корпорация, вряд ли она контролирует воздух.
Дальше пошли по пожарной лестнице.
Снова побежали ступеньки, тусклые лампочки на площадках, свернутые змеиными кольцами пожарные шланги. Она летела вперед, проворная, как античная дриада. Это было хорошо. Я уже не помнил ее изъянов. Я видел ее точеную фигурку, я слышал стук ее каблучков, – она была прекрасна.
Несколько этажей пробежали быстро, как по горящим угольям. Я почти перестал думать об опасности, окружавшей нас со всех сторон. Мои мысли сосредоточились на суженой.
Для чего, в самом деле, нужна женщина? – размышлял я сам с собой. – Для игры? для наслаждения? – Многие, наверное, так и думают. Я и сам так думал, пока жизнь не стукнула, как следует, по голове. Но теперь я знаю наверное – женщина это спасение. Когда ты слаб и окружен врагами, когда ты теряешь дыхание, когда внутри тебя подвывает перепуганный насмерть ребенок, – она появляется и протягивает руку. «Не бойся, малыш, – говорит она, – я с тобой». Вот и все, что нужно. Пусть потом лопнут легкие, и враги разорвут тебя на кусочки. Только бы слышать до самого конца: «Не бойся малыш, я с тобой».
Я чувствовал, что должен сказать об этом суженой. Она должна знать, что все это не просто так, что она вовсе никакая не производная, а даже наоборот... Если бы только удалось немного замедлить этот бег, отдышаться...
– У тебя сильные ноги! – крикнул я первое, что пришло в голову. – Хотел бы я иметь такие же сильные ноги...
Она поняла, остановилась на площадке и как-то странно посмотрела на меня сверху вниз.
– Ничего, что я на «ты»?
– Как хочешь...
Я хотел. Хотел теперь, как никогда раньше. Ведь, если разобраться, она последнее, что у меня осталось. К тому же – суженая, значит родная, преданная на век, навсегда моя.
– Мне кажется, нам стоит передохнуть, – сказал я. – Вряд ли они догадаются искать нас здесь.
– Они догадаются...
Наплевать. Меня тянуло к ней. Женщина моей мечты, – все-таки они угадали. Вот именно такая – гордая и красивая (шрамов я уже не замечал), уверенно стоящая на собственных ногах, – такая женщина была мне нужна. Больше никаких сомнений, я согласен: вместе и навсегда.
Преодолевая робость, я поднялся к ней по ступенькам. Она молчала, опустив глаза, и только грудь ее качалась, словно на волнах, в глубоком дыхании. Несколько секунд наши дыхания соревновались в ритме, потом слились в одно. Миг откровения. Я обнял ее за плечо и притянул к себе.
Тут произошло то, что предугадать было невозможно.
– Уберите, – проговорила суженая.
– Что?
– Уберите руку.
Подняв лицо, она холодно посмотрела мне в глаза. Потом двинула плечом, стряхивая мою ладонь. Я был совершенно обескуражен.
– Я делаю что-то не так?
– Вы вообще не должны ничего делать. Ничего такого.
– Почему?
– Потому.
– Но я не понимаю. Я думал...
– Не надо ничего думать. С чего вы взяли, что можете ко мне прикасаться?
– Но ведь мы...
– Послушайте, – она отодвинула меня тремя пальцами. – Давайте сразу договоримся. Я не знаю, что наобещал вам этот проныра, только я здесь ни при чем.
– То есть как! – Это был удар наповал: суженая не желала быть суженой.
– Очень просто. Я кое-что знаю обо всей этой затее. Вы, наверное, думаете, что достаточно два часа полежать на диване с этой дурацкой каской на голове, и любая женщина к вашим услугам? Это все равно, что пойти в магазин, и купить себе эластичную куклу подходящего размера. Нужно быть полным идиотом, чтобы при этом рассчитывать на взаимность.
Я был убит, уничтожен. Меня не было, остался лишь жалкий студень копошащихся комплексов... Последний вопль был голосом ничтожества:
– Нет, ты не понимаешь... У меня был контракт, я делал все по инструкции. Мне обещали...
Суженая расхохоталась:
– Ах вот в чем дело! Вы заплатили деньги. Прекрасно, – что я должна делать? Таять от ваших прикосновений? Танцевать для вас стриптиз? А может, вы хотите общих детей: заполнить свой диван отпрысками Иноземцевых? – Не дождетесь!
Вот так.
Я не нашелся, что ответить, и, по инерции, поплелся вслед за суженой. Из меня точно вынули костяк: не нужен, не любим, презираем даже собственной суженой. Она права: ничтожество, пустое место. Тупая, жалкая судьба.
С трудом переставляя ноги, я механически поднимался с этажа на этаж. Бессмысленно и тускло горели лампы, алый халатик гарцевал где-то впереди.
«Женщина – это разочарование, в ста случаях из ста», – так, кажется, говорил Меркурьев. А я скажу больше: женщина – это катастрофа, женщина – это абсолютный враг. Стоит только поверить в нее всерьез, стоит только показать ей слабые корни, которые так непрочно связывают нас с землей, как она превращается в сумасшедшего садовника, в холодного изверга, тянущего нас из чернозема в пустоту одиночества.
А что, если это провокация? – мысль показалась мне очень плодотворной. – Что, если она просто проверяет меня, хочет убедиться, что имеет дело с мужчиной, а не с диванным лежебокой? Ведь сама природа женщины должна ей кричать – сопротивляйся, испытывай его, не сдавай без боя ни пяди своей земли! Что делать в этом случае? Подыграть ей? Изобразить бурю и натиск? И что из этого выйдет? Два слепца, бодающихся в темноте, отстаивающих свое превосходство. А если схитрить, совершить маневр? Сделать шаг в сторону и посмотреть, где она будет искать точку опоры?
Еще несколько маршей я по инерции топал за суженой.
На площадке тридцатого этажа я созрел для маневра. Ноги мои налились свинцом, и сердце стучало под самым горлом.
– Все, – я прислонился к стенке, переводя дыхание, – дальше я не пойду, с меня хватит.
– Почему? – спросила суженая, не оборачиваясь.
– Потому.
– Это глупо. Они вас схватят через пять минут.
– Не думаю. Будь я им действительно нужен, они взяли бы меня еще там. Вместо этого, они постарались мне угодить. Лин – интересная женщина. К тому же она...
– Лин? – суженая рассмеялась. – На нее можете не рассчитывать.
– Почему?
– Временный модуль. Создана специально для экстренных ситуаций. Три часа работает на собственном элементе, потом надо включать в розетку.
– Это как? – Я был искренне обескуражен. – Ты хочешь сказать – она машина!
– Очень миленькая машинка. Десять тысяч речевых оборотов. Все ужимки теплокровного андроида. Впрочем, вы, кажется, любитель силиконовых нежностей. Только будьте осторожны – у нее бывают неприятные приливы: вдруг начинает бормотать или пытается вскочить на тебя верхом, – наверное, представляет себя амазонкой.
Согнув колени, она сделала несколько куражливых движений, показывая, как скачет амазонка. Я не нашелся, что ответить, и только досадливо махнул рукой.
– Но я уверена, вы не откажете ей в этом милом капризе. – Она никак не унималась. – У вас ведь крепкая шея, не правда ли? Вы, наверное, могли бы произвести на свет целую дюжину таких красоток, и возить их по кругу, как цирковая лошадка. Отличное времяпрепровождение для настоящего мужчины: засунул голову в волшебную каску, вынул, а на шее у тебя уже красотка, – хохочет и сучит ножками...
– Прекрати.
Темная злоба закипала у меня под сердцем. Никакие маневры на нее не действовали.
– Хочешь, чтобы я заткнулась?
– Чего ты добиваешься? Ты сама из этой же каски.
– Ага, вспомнил... – огромные глаза ее сузились до змеиных щелок. – А я тебя просила? Ты узнал у меня, хочу ли я появиться на свет из такой бедовой головушки? Да ладно бы только головушка, – а в зеркало ты на себя смотрел? Ты видел это близорукое чудо с большой мозолью на челе?
– Хватит, замолчи!
Я чувствовал себя израненным быком на жестокой корриде. Я кровоточил. Дротик унижения, пущенный умелой рукой, торчал у самого сердца. Но, кажется, ей было мало, она хотела меня добить.
– Замолчать? Ну уж нет, я только начала! Благодетель... Да меня просто тошнит, когда я вспоминаю о своем происхождении!..
– Не сметь!!
Она добилась своего. В холодной ярости, я схватил ее за шею, стараясь подмять под себя. Она взвизгнула, попыталась вывернуться, но я перехватил ее под ребра и тряхнул с такой силой, что с моего манжета выстрелила пуговка.
– Пусти!.. Больно!..
– Вот тебе «мозоль»!.. Вот тебе «тошнота»!..
Я встряхнул ее еще разок (легонькая, как подросток, я мог бы переломить ее надвое) и ослабил хватку. Это была ошибка, за которую суженая меня моментально наказала, – извернувшись, пребольно пихнула локотком в живот. Пока я ловил ртом воздух, она еще раз попыталась выскользнуть. Конструкция потеряла устойчивость, и, словно завершая тур фантастического танго, мы повалились вместе с суженой на пол.
Потом была безобразная возня на бетонной плитке: схватка удава с взъерошенной кошкой. Мы сопели, мы барахтались, мы елозили по полу, словно два сумасшедших, сцепившихся в смертельной схватке. Не знаю, что именно я хотел с ней сделать: может быть, завязать ее в узел, сплетенный из стонущих мышц, или распять ее на полу, утвердив свое мужское верховодство, помню только, что ярость моя как-то быстро расточилась, и, вместо нее пришло другое. Теперь я могу сказать прямо – это было чувство удовольствия. Сжимая ее в руках, я чувствовал нешуточное волнение. Я хотел, чтобы это продолжалось, чтобы наши тела были свиты, как змеи, чтобы это длилось и длилось, и никогда не кончалось.
Все закончилось намного быстрее, чем я рассчитывал. Использовав все преимущества превосходящей мышечной массы, я все-таки подгреб ее под себя. Победа была полной. Она едва дышала. И даже глаза ее, горевшие ненавистью, погасли, затянулись пеленой ....
– Ну, – проговорил я, шумно дыша прямо ей в лицо, – теперь ты поняла!
– Слезь... Задушишь...
– Нет, ты мне скажи – ты поняла! ты усвоила, кто здесь мужчина!
– Да, я поняла...
– И если ты еще только раз!..
– Я поняла... Слезь...
– Еще только раз...
Как это у нее получилось, не знаю. Возможно, случайно нащупала рукой. В общем, она подхватила свою туфельку, валявшуюся рядом, и расчудесно припечатала мне каблучком в висок. Боль была адской; из-под уха и на полголовы точно плеснули горячим маслом. Я повалился на бок.
Плохо помню, что было дальше. Мир нехорошо кружился и приплясывал перед глазами. Кажется, она пыталась оказать мне помощь. Тампонировала платочком рану, заглядывала в зрачки, потом оттащила меня к стенке и посадила вертикально, вероятно, думая, что так мне станет легче.
Единственный эпизод, который я хорошо запомнил, был абсолютно неправдоподобен. Как будто она быстро наклонилась надо мной и поцеловала меня в губы: «Прости, мой хороший... Я не хотела».
Через секунду она исчезла.
Я закрыл глаза. Поцелуй был приятен, но смысла его я не понял.
7
Несколько минут я просидел на площадке тридцатого этажа, пережидая головокружение и серых мушек в глазах. Тишина и покой. Сладкая истома в мышцах, сладость поцелуя на губах. И где-то уже близко, на подходе – тоскливая нота одиночества, неизбежная, как старость, как закат солнца.
Гладкие стены и тусклый свет. На полу давешняя пуговица от манжеты и алый мазок человеческой крови. Все это осталось от меня, суженая вышла из схватки без потерь. Оно и понятно – продукт Корпорации: превосходная технология, нечеловеческая живучесть, нам не чета.
А поцелуй был хорош...
И такой настоящий. Как будто до этого она все делала нарочно, а тут вдруг выглянуло собственное личико.
Да, технология... Удивительное время. Виртуальными щипчиками можно извлечь из тебя мечту, можно заставить ее говорить, можно вдохнуть в нее душу. Ты уже думаешь, что обрел податливое мужское счастье, приятное со всех сторон, – так нет же. Здесь только и начинается драма... Стоит ей встать на собственные туфельки, она обретает свой норов, свой взгляд на вещи. Мало того, она еще желает тебя испытать, убедиться, что ты тоже герой ее романа. И для этого разбивает тебе туфелькой голову... Как будто не эта же голова произвела ее на свет...
Тут где-то ошибка, сбой программы. Или дефект самой головы. Недаром же они за ней охотятся... Кстати, охота еще не закончилась. Гончие псы Корпорации наверняка уже взяли след.
Эта тревожная мысль заставила меня подняться на ноги.
Хотя на ногах я стоял нетвердо, я уже вполне владел собой. Теперь нужно было решить, что делать дальше: продолжать ли в одиночку путь наверх, к спасительным кабинкам фуникулера, или найти другой способ, – отыскать какую-нибудь щель, затаиться, переждать это стихийное бедствие, как насекомое пережидает зиму.
Первым делом, нужно было понять, что происходит в доме. Но как это узнать? Может быть – стены, говорят, они имеют уши. (А ночной небоскреб из камня должен быть просто одним большим ухом). Прижавшись к стенке лифтовой шахты, я прислушался.
Сначала – ничего, только гул далеких моторов. Притершись плотнее к стенке, я закрыл глаза, и сразу услышал: ...Ток-ток-ток, – звучало снизу, словно топот десятка маленьких ножек, – ток-ток-ток – уже сверху, таинственно и деловито, – бессонные гномы прячут в норах ворованное золото... Нет, не гномы – бойцы Корпорации – идут по следу, подбираются, вынюхивают каждую щель, -дверь за дверью, этаж за этажом. И ведь найдут, обязательно найдут перепуганного человечка, застрявшего, как клоп в щели на тридцатом этаже.
Неожиданно родился новый звук, веселый с подвыванием, – это катилась кверху кабинка лифта. Звук приближался в тишине, и вместе с ним поднимались волосы на моей макушке: именно сюда, ко мне, – но как они узнали! Бежать? Куда?! Они под ногами, они над головой, они повсюду!
Я прижался к стенке, затаив дыхание: пронесет. Но нет, не пронесло, кабинка остановилась точно на этаже. Прозвенел звоночек, шаркнули дверцы, быстрые шажочки затопали по лестничной площадке. Еще можно было улизнуть, или попытаться спрятаться на соседнем марше, но я остался на месте – шажочки меня загипнотизировали.
Когда, наконец, распахнулась входная дверца, изумлению моему не было предела: в дверном проеме стояла красавица Лин.
– Ты!..
– Ах, мой милый!... – Лин змейкой метнулась ко мне: – Я так спешила! я так боялась!..
Она вцепилась в меня, как вцепляются испуганные дети, и вдруг разрыдалась в голос у меня на груди.
Даже не буду говорить, что происходило у меня внутри. Минуту мы стояли обнявшись: рыдающая красавица и соляной столб в образе мужчины (который, впрочем, сразу же начал подтаивать по краям).
– Но как... Как ты меня нашла?
– Сердцем, – сквозь слезы проговорила Лин. – Это у меня от бабушки: своего мужчину я чувствую сердцем. Я могу найти его на любом расстоянии.
Кто бы мог подумать, «своего мужчину», – отродясь никто меня так не называл. Такая тоненькая и столько чувства. Напором своей нежности она вытеснила суженую. Точнее – нет: грезы моего сердца вместили обоих.
Не знаю, как так случилось, но я поверил ей сразу и безоговорочно.
Из торопливых объяснений Лин, я понял, что ситуация и в самом деле скверная. Охота действительно была в разгаре, и добычей действительно должен был стать клиент Корпорации по имени Федор Иноземцев.
«Очаговая мутация Анимы» – таков был диагноз, вынесенный мне Меркурьевым (разумеется, был он не курьером, а одним из чинов «Афродиты»). Подтвердись этот диагноз, и тысячи клиентов Корпорации попадут в опасное положение. Такого рода скандал непременно затянет белопенную «Афродиту» назад, в безвыходное море судебных исков, штрафов и компенсаций. Но лишь в том случае, если носитель заразы (то есть я) не будет срочно изолирован, и модифицирован (ужасное слово, согласен).
– Что они хотят со мной сделать?
– Я плохо поняла... Мне кажется, они хотят убедиться, что дефект находится у тебя в голове, а не в программах Корпорации.
– Значит, они полезут ко мне в мозги, будут там ковыряться?
Лин пожала плечами и посмотрела на меня с тревогой
Подтверждались худшие мои опасения. Я нужен им был как лабораторный кролик, как материал для вивисекции. Картинка ближайшего будущего мгновенно возникла в моем воображении: беспомощное тело, трепещущее на хирургическом столе, стальные тиски, стискивающие черепную коробку, завывание трепанационных сверл. Сцена отвратительной пытки проступила настолько отчетливо, что я вдруг явственно ощутил упругое движение под теменной костью – это стальные щупы датчиков проникали в извилины моего мозга. Все будет именно так: железные пальцы, ворошащие мозг, расколотое сознание, вертящееся в водовороте шизофрении, непрерывная пытка, день за днем, месяц за месяцем...
– Но за что, Лин?... проговорил я, очнувшись. – Скажи, за что!
– Сейчас нельзя говорить, – она взяла меня за руку и потянула за собой, – надо двигаться, у меня есть план.
Мы пошли вниз по лестнице. Словно в тумане, я качался из стороны в сторону, не столько от травмы головы, сколько от страха и слабости. Лин держала меня своей маленькой ручкой, как держат ребенка, не отпуская ни на секунду. Но все это было бессмысленно, – я вспомнил эти отвратительные шажочки снизу, сверху, со всех сторон, – от Корпорации не убежишь. Пытаться выбраться сейчас из дома, это все равно, что случайной букашке пытаться выбраться из муравейника, кишащего муравьями.
Ее план заключался в том, чтобы найти в доме такое место, где ищейки Корпорации ни за что не станут искать. «Я знаю их повадки, – разгорячено шептала мне на ухо Лин. – Они никогда не возвращаются на то же самое место. К тому же у них мало времени. К семи утра в доме будет полно людей».
Таким местом, по ее мнению, была моя собственная квартира.
Это было полным безумием. Я отлично помнил молодцов, прятавшихся за дверью и Меркурьева, отдающего команды по телефону. Там у них должен быть штаб, самое логово. Идти туда, это то же самое, что, убегая от тигра, развернуться и броситься к нему в пасть. Но это был наш единственный план, и все, что мне оставалось, это обреченно следовать за проводницей.
Мы пошли замысловатым путем: вниз пожарной лестницей до хозяйственного блока, – оттуда Лин вызвала кабинку лифта и запустила ее на последний этаж (я был восхищен ее изобретательностью), – затем уступами боковых лестниц до четвертого этажа. Был момент, когда мы едва на них не наткнулись: в десяти шагах за углом вдруг щелкнула и быстро забормотала рация. «Нет, – ответил мужской голос. – Никого нет». Слава богу, все обошлось, Лин кошачьим чутьем чуяла опасность.
Вот уже и квартира. Она была права, – ни одной души.
Мы осторожно прошли через кухню, – в воздухе стоял запах свечей, – и сразу по длинному коридору в спальную комнату. За каждым углом мне мерещился силуэт мучителя.
Когда мы вошли в спальню, она закрыла дверь, провернула защелку:
– Ну вот и все... Мы дома.
Она так это сказала, что я сразу поверил. Умела она на меня подействовать, я давно заметил. Ей богу, было в ней что-то особенное, какие-то тайные чары.
С меня словно сняли ошейник. Такое облегчение. Как хорошо вернуться домой, и почувствовать себя в безопасности. Как будто и не было этой странной ночи: дикой беготни, животного страха, фантастических превращений. Жизнь входила в привычное русло.
Я огляделся по сторонам, узнавая и не узнавая собственную спальню. В любом случае, здесь было хорошо. Тихие сумерки. Большая кровать. Мужчина и женщина, встретившиеся для любви.
Не знаю почему, но я вдруг вспомнил сегодняшнюю ночь. И отчего-то стало очень грустно.
– Лин, – позвал я ее.
– Да, дорогой.
– Мне так худо.
– Что такое, милый?
– Почему женщины так жестоки?
– Ты про свою суженую?
– Я про женщин... Она сказала, что ты машинка, у тебя внутри батарейка.
– Батарейка есть у каждого... Любовь...
Она не успела договорить. Послышался неясный шум, словно там, на этаже переговаривались мужские голоса.
– Они здесь! – от страха у меня заныло в животе. – Они здесь, Лин!
Я заметался по комнате. Куда? Под кровать? – Глупо. В шкаф? – Найдут. Теряя самообладание, я подскочил к окну. Ничего не стоило распахнуть створки, но едва я глянул вниз, моя решимость моментально улетучилась: свалиться с четвертого этажа на брусчатку – верное самоубийство.
Лин как-то странно реагировала, точнее не реагировала вовсе. Она продолжала стоять посреди комнаты, спокойно наблюдая за моими метаниями.
В коридоре послышался тяжелый топот мужских ботинок. Они приближались. Чья то рука попыталась повернуть ручку, затем в дверь громко постучали.
Все. Это конец. Сейчас ворвутся, скрутят, задушат! Трепанационные сверла загудели у меня в голове.
– Господи, Лин, сделай же что-нибудь!
Она внимательно посмотрела на меня.
– Я могу только одно. – Голос ее был странный, звучал словно издалека.
Как будто кто-то щелкнул пальцами и мир изменился. Глаза ее надвинулись. Они были огромны. Они были огромны, а я был мал и жалок. Но в них было как раз то, что было нужно: властная, непобедимая сила материнства.
– Да! – сказал я.
Это был какой-то дьявольский гипноз, замешанный на моем страхе.
– Я могу вернуть тебя...
Она наклонилась ко мне и подхватила меня на ручки. Именно так – подхватила на ручки. Не знаю, как это у нее вышло, но это было хорошо, мне сразу стало легче.
– Да, – повторил я.
– Я могу вернуть тебя обратно.
Голос ее был точно музыка.
– Обратно... – откликнулся я заворожено.
Краем ума я вдруг понял, что она имела ввиду. Нет, это немыслимо! Сумасшествие!.. Но она права: в мире осталось только одно место, где я мог спрятаться. Крохотное пространство в теле женщины, волшебная точка начала, чудесный приют, где зарождается жизнь...
В дверь снова постучали
– Да!! – крикнул я уже в беспамятстве.
Надвинулось теплое, большое. Запашистая плоть женщины поглотила меня целиком.
Все вышло точно так, как я предвидел. Открылась входная дверь, и в комнату вошел молчаливый молодой человек атлетического телосложения. На плече его была фирменная нашивка с надписью «Афродита», в руках – футляр номер два. Одно было непонятно – для чего им понадобилось во второй раз разыгрывать это представление? Если нужно было избавиться от свидетелей, это можно было сделать гораздо проще. Значит было что-то еще, какой-то тайный план.
Пошептавшись с Меркурьевым, молодой человек поставил футляр на пол. Совершив несколько странных телодвижений, напоминавших разминку иллюзиониста перед фокусом, Меркурьев присел над футляром и повернул красный рычажок на его боковой панели.
Похоже на микроволновку, – почему-то подумалось мне. – Не иначе, блюдо номер два быстрого приготовления.
Молодой человек беззвучно исчез. Меркурьев снова вошел в роль: он был сама любезность, только беспокойное ерзанье в уголках глаз выдавало его. Ему, как всегда, было что сказать:
– Вот вы говорили о праве... – начал он издалека. – Скажу прямо, я абсолютно с вами согласен: мужчина имеет право. Если хотите, это его привилегия – святое право на выбор. Поясню на примере. Предположим, человек совершает ошибку, или, скажем, его природа вводит его в заблуждение. (Понятно, кого он имеет ввиду). Разве это повод для того, чтобы признать себя неудачником и смириться со своей участью? – Ни в коем случае! Я вам больше скажу, «Афродита» никогда не оставляет своих клиентов в затруднительном положении. В конце концов, женщина это лишь производное, фантом, порожденный мужским желанием. Если мы порой не доверяем сами себе, то можем ли мы доверить нашу судьбу производной? можем ли мы опереться на капризы своего воображения? Думаю, ответ совершенно ясен.
Гладко говорит. Как по писанному. Глядя на его раскрасневшиеся брыльца, я думал о том, как в эту самую минуту служба безопасности Корпорации окружает дом. Если они делают все по правилам, то четверо вооруженных бойцов уже стоят по периметру. Двое у входа, двое на лестничной клетке. Если у них есть план дома, вторая оперативная группа уже нашаривает черный ход. Господи, зачем я во все это ввязался.
– Само собой разумеется, Корпорация предусмотрела такой поворот событий. – Меркурьев светился вдохновением. – Мы создали разновидность женщины, которая изначально воплощает в себе самые интимные мужские чаяния. Идеальная Подруга – таким был наш ответ. Разумеется, мы учитываем индивидуальность: каждая из наших Подруг соответствует мужчине определенного склада. К примеру, вам, как нельзя лучше подойдет типаж номер два. Изысканная умница. Стиль, грация, утонченные формы. Добавьте к этому легкий кураж, изюминку своеволия, которая в известных обстоятельствах становится перчинкой. Это бывает так волнительно.
Бог мой, что он несет: перчинка, изюминка, – почему я должен слушать этого болтуна? Или может, это метод такой – заболтать клиента, погрузить его в гипноз, взять его тепленьким вместе с банковским счетом.
– Сейчас я вам продемонстрирую. – Он подошел к футляру номер два и аккуратно снял крышку. – Надеюсь, вы оцените наше стремление во всем добиваться совершенства.
Минуту ничего не происходило, – я не сводил глаз с футляра. Потом в его утробе началось энергичное движение. Еще секунда и из футляра, как из волшебной лампы выскользнула узкая дамочка в черном в обтяжку платье. Она была занавешена каштановыми кудряшками и украшена серебром от запястий до щиколоток. Сияя в пол оборота раскосым ассирийским глазом, она оглядела присутствующих:
– Добрый вечер, господа. Я рада вас видеть. В кругу друзей я откликаюсь на имя Лин.
Лин красиво покачалась на каблуках и, лукаво склонив голову, улыбнулась тонкой змеиной улыбкой.
Да, она была шикарна. Именно в моем вкусе. Тонюсенькая с острыми плечиками и точеной грудкой, поднимавшейся под платьем. В ней чувствовалось упругость юности и уверенность женщины, знающей себе цену.
Какое-то время стояла тишина. Она обижено повела плечиком:
– Вы не хотите ничего сказать?... Это немного невежливо – не отвечать даме...
Она на минуту задумалась.
– Но, с другой стороны, – бестактность – признак мужества. Должна вам сообщить, что за девятнадцать лет моего девичества я имела возможность хорошо узнать мужчин. Но только теперь, встретившись с вами лицом к лицу, я начинаю чувствовать нечто особенное...
– Какая непосредственность, – шепнул мне Меркурьев. – На вашем месте я бы не сомневался ни секунды.
«Хочешь на мое место – милости просим, посмотрим, как ты будешь выкручиваться», – чуть не сказал я вслух. В голове моей происходила сумасшедшая вертячка: суженая, Лин, Корпорация, – чего они на самом деле хотят: осчастливить клиента небывалой страстью или уничтожить его во имя интересов Корпорации?»
– Почему же вы молчите? – снова подала голос красавица. – Может быть, я вам не нравлюсь?
Красавица была в затруднении. Похоже, она никак не могла сообразить, кто из нас двоих, я или Меркурьев, должен стать объектом ее неподдельного интереса. Меркурьев, вероятно, тоже это почувствовал и поспешил ей на помощь:
– О, нет, моя дорогая: вы очаровательны. Просто мы немного растерялись... от восхищения... – Он оглянулся на меня. – Видите ли, мой друг, Федор, решает одну деликатную проблему. Думаю, ваш совет, и ваше женское участие помогли бы ему обрести душевный покой.
И опять эти бегающие глазки, – черт тебя возьми! Убил бы, ей богу. Вот так бы взял и навернул бы чем-нибудь тяжелым. Если бы не этот тревожный холодок в позвоночнике.
– В самом деле? – Красавица оживилась. – Почему же вы сразу мне не сказали?... Значит, вас зовут Федор?
Я совершил нелепое движение, напоминающее светский поклон. Глупо, очень глупо.
– Как это хорошо. – Красавица радостно прошуршала серебром. – Я как раз подумала о том, что могла бы быть полезна. Вовремя протянуть руку человеку, который в ней нуждается, – разве это не прекрасно? – Она с детским простодушием заглянула мне в глаза. – Ведь вы расскажите мне, правда? Мне так хотелось бы вам помочь.
Она подошла ближе. Потянуло терпкой сладостью женского тела, умащенного изысканной парфюмерией. И эти глаза, сколько было в них восхитительной женской тайны. Нет, никак нельзя устоять. От одной мысли, что можно прикоснуться к этому телу, окунуться в эти глаза начинало сладко подташнивать. Как они сумели угадать, неужели и вправду залезли в душу, вынули оттуда?
Я снова поклонился, чувствуя слабость и душную истому во всем теле.
– Ну вот и славно! – моментально отреагировал Меркурьев. – Чувствую, вы отлично поладите... Перейдем к заключительной части. Если можно, встаньте поближе, и лучше взяться за руки, – я хотел бы сказать пару слов.
Красавица приблизилась вплотную. Сердце мое запрыгало, как голодный зверек в цирковой клетке. Горели и плавились свечи. Со стороны это должно было походить на свадебную церемонию.
«Постой, – вдруг отчетливо произнес во мне внутренний голос. – Что-то не так». Я оглянулся по сторонам. Так и есть: суженая беспокойно зашевелилась в своем ложе. Она подавала знаки. Что-то срочное и тревожное – там на стенке платяного шкафа. Непонятно... Вынырнув на секунду из любовного дурмана, я перевел взгляд в направлении ее тревоги. Ничего. Лаковые створки шкафа, квадрат зеркала, отблески свечей... Что-то шевельнулось в сером квадрате зеркала. В нем отражалась полуоткрытая дверь, сумерки прихожей... Вдруг стало отчетливо видно – два мужских силуэта в проеме дверей: неподвижные, натянутые струной, словно замершие для прыжка. Господи, они уже здесь!...
На этот раз стало по-настоящему страшно.
Суженая права: Корпорация не прощает ошибок. Сейчас они ворвутся, и все закончится. Ее, скорее всего, пустят на переплавку. На меня у них, вероятно, особые виды: какие-нибудь эксперименты по выпрямлению сознания. Корпорация, наверняка, захочет разобрать меня по винтикам, чтобы понять, где произошел сбой. Но почему они медлят? Для чего вся эта волокита, разговоры о мужском праве, братание с красоткой? Может быть, есть другой план? Или это обычное прикрытие?
– Один момент. – Меркурьев, на лице которого уже проступила благостная мина свадебного пастора, обернулся к суженой. – Мне кажется, здесь есть лишние свидетели. – Он подошел к суженой, намереваясь захлопнуть ее навсегда в пространстве футляра.
– Постойте... – Я собрал последние силы. – Мне нужно пару минут. Я хотел бы... наедине.
– Да вы что, друг мой? – Меркурьев нахмурил брови. – С ума сошли? Вы только посмотрите на это чудо!
Чудо нежно потупило глазки.
– Я прошу, это очень личное.
Они переглянулись.
– Ну, хорошо... Ровно две минуты.
Он купился. Глупый пИнгвин, – он дал мне шанс. Едва самодовольная физиономия курьера скрылась за дверью, я бросился к суженой. Лин попыталась ухватить меня за рукав рубашки, но было уже поздно.
– Скорее! – успел крикнуть я подскочившей суженой. – Черный ход!
6
Мы выскочили на лестничную клетку, словно два перепуганных зайца. Ни одной живой души. Дневная лампа освещала мраморную площадку. По счастью, бойцы Корпорации замешкались где-то в пути. Вниз было нельзя: подъезд наверняка запечатан. Значит, оставался единственный выход – вперед и вверх.
Раздумывать было некогда. Бесшумно ступая босыми пятками, суженая кинулась к лифту. Несколько попыток вызвать спасительную кабинку ни к чему не привели – кнопка вызова была мертва. Здесь они сработали грамотно. Оставался последний выход: налево по пожарному ходу и дальше пешком наверх. Правда, была одна загвоздка. Мой дом был одной из этих сверкающих неваляшек, что насадили в городе в последнее десятилетие. В нем было семьдесят два этажа.
Лестница свободы сияла праздничной чистотой. Мы переглянулись: фортуна была на стороне беглецов. Пусть теперь попробуют отыскать нас среди каменных сот гигантского улья.
Здесь надо сказать, что я никогда не был мастером пеших восхождений. Шестьдесят восемь этажей, начиная с четвертого, это какая-то сказочная высота для моего воображения. Но ветер опасности дул мне в спину, поэтому, не раздумывая ни секунды, я устремился по ступенькам вслед за суженой.
Могу сказать, без всякого преувеличения: первые семь этажей я прошел довольно бодро. Сердце мое качало горячую кровь, и взгляд бодрили точеные ножки суженой. Страх отступил, и в голове как-то прояснилось.
Вот же как все вышло, – размышлял я на ходу. – Все-таки женщина – это великая опасность. Всегда я чувствовал это, все тридцать лет. Она, как пуля со смещенным центром тяжести. Хочешь выстрелить в мишень, а она извернется, и угодит тебе прямо в лоб. Это какое-то особое племя, тихое на вид, но дьявольски взрывоопасное. Вчера еще у меня были замечательные идеи, банковский счет и крыша над головой. Это было очень надежно. Ни ураган, ни наводнение, ни нашествие диких зверей, – ничто не могло поколебать этой стабильности. Но вот явилась женщина – и все полетело кувырком. Часу не прошло с ее появления, а жизнь уже лопнула, как мыльный пузырь.
На площадке двенадцатого этажа слегка притормозили. Она остановилась первая, тяжело дыша и возбужденно сверкая глазами:
– Скажите мне... А куда мы бежим?
– Я не знаю, – я перевел дыхание. – Я бегу за вами.
– Так не годится... Они, наверняка, уже взяли след. Где здесь можно спрятаться?
– Не знаю. Может быть, в бытовых помещениях или в вентиляции...
– Как туда попасть?
– На пятнадцатом будет служебный блок. Можно осмотреться.
– Хорошо. Идемте.
Она еще и командует. Удивительно. Такая маленькая и столько самообладания. Женщина моей мечты, – кто бы мог подумать. Я поспешил вслед за цокающими каблучками, чувствуя, что не смогу долго выдерживать такой темп.
Пятнадцатый этаж. Хозяйственный блок оказался перекрытым стальной решеткой, напоминающей жалюзи. Я должен был догадаться: в пятом часу ночи никому не придет в голову хлопотать по хозяйству.
Она задержалась у схемы небоскреба, начертанной на стене, спросила, что это за башенка на крыше, с усами, спускающимися вниз. Я объяснил, что это фуникулер, соединяющий небоскреб с другой такой же башней на том берегу реки. Очень удобно: бесшумная кабинка, скользящая сначала над городом, потом над водой; минут за десять можно оказаться у родственников в той туманной башне напротив, в жаркий сезон смельчаки ныряют с него в реку.
Это был шанс, – мы сообразили одновременно, – нужно только добраться до крыши и загрузиться в одну из этих чудесных кабинок. Какой бы могучей не была Корпорация, вряд ли она контролирует воздух.
Дальше пошли по пожарной лестнице.
Снова побежали ступеньки, тусклые лампочки на площадках, свернутые змеиными кольцами пожарные шланги. Она летела вперед, проворная, как античная дриада. Это было хорошо. Я уже не помнил ее изъянов. Я видел ее точеную фигурку, я слышал стук ее каблучков, – она была прекрасна.
Несколько этажей пробежали быстро, как по горящим угольям. Я почти перестал думать об опасности, окружавшей нас со всех сторон. Мои мысли сосредоточились на суженой.
Для чего, в самом деле, нужна женщина? – размышлял я сам с собой. – Для игры? для наслаждения? – Многие, наверное, так и думают. Я и сам так думал, пока жизнь не стукнула, как следует, по голове. Но теперь я знаю наверное – женщина это спасение. Когда ты слаб и окружен врагами, когда ты теряешь дыхание, когда внутри тебя подвывает перепуганный насмерть ребенок, – она появляется и протягивает руку. «Не бойся, малыш, – говорит она, – я с тобой». Вот и все, что нужно. Пусть потом лопнут легкие, и враги разорвут тебя на кусочки. Только бы слышать до самого конца: «Не бойся малыш, я с тобой».
Я чувствовал, что должен сказать об этом суженой. Она должна знать, что все это не просто так, что она вовсе никакая не производная, а даже наоборот... Если бы только удалось немного замедлить этот бег, отдышаться...
– У тебя сильные ноги! – крикнул я первое, что пришло в голову. – Хотел бы я иметь такие же сильные ноги...
Она поняла, остановилась на площадке и как-то странно посмотрела на меня сверху вниз.
– Ничего, что я на «ты»?
– Как хочешь...
Я хотел. Хотел теперь, как никогда раньше. Ведь, если разобраться, она последнее, что у меня осталось. К тому же – суженая, значит родная, преданная на век, навсегда моя.
– Мне кажется, нам стоит передохнуть, – сказал я. – Вряд ли они догадаются искать нас здесь.
– Они догадаются...
Наплевать. Меня тянуло к ней. Женщина моей мечты, – все-таки они угадали. Вот именно такая – гордая и красивая (шрамов я уже не замечал), уверенно стоящая на собственных ногах, – такая женщина была мне нужна. Больше никаких сомнений, я согласен: вместе и навсегда.
Преодолевая робость, я поднялся к ней по ступенькам. Она молчала, опустив глаза, и только грудь ее качалась, словно на волнах, в глубоком дыхании. Несколько секунд наши дыхания соревновались в ритме, потом слились в одно. Миг откровения. Я обнял ее за плечо и притянул к себе.
Тут произошло то, что предугадать было невозможно.
– Уберите, – проговорила суженая.
– Что?
– Уберите руку.
Подняв лицо, она холодно посмотрела мне в глаза. Потом двинула плечом, стряхивая мою ладонь. Я был совершенно обескуражен.
– Я делаю что-то не так?
– Вы вообще не должны ничего делать. Ничего такого.
– Почему?
– Потому.
– Но я не понимаю. Я думал...
– Не надо ничего думать. С чего вы взяли, что можете ко мне прикасаться?
– Но ведь мы...
– Послушайте, – она отодвинула меня тремя пальцами. – Давайте сразу договоримся. Я не знаю, что наобещал вам этот проныра, только я здесь ни при чем.
– То есть как! – Это был удар наповал: суженая не желала быть суженой.
– Очень просто. Я кое-что знаю обо всей этой затее. Вы, наверное, думаете, что достаточно два часа полежать на диване с этой дурацкой каской на голове, и любая женщина к вашим услугам? Это все равно, что пойти в магазин, и купить себе эластичную куклу подходящего размера. Нужно быть полным идиотом, чтобы при этом рассчитывать на взаимность.
Я был убит, уничтожен. Меня не было, остался лишь жалкий студень копошащихся комплексов... Последний вопль был голосом ничтожества:
– Нет, ты не понимаешь... У меня был контракт, я делал все по инструкции. Мне обещали...
Суженая расхохоталась:
– Ах вот в чем дело! Вы заплатили деньги. Прекрасно, – что я должна делать? Таять от ваших прикосновений? Танцевать для вас стриптиз? А может, вы хотите общих детей: заполнить свой диван отпрысками Иноземцевых? – Не дождетесь!
Вот так.
Я не нашелся, что ответить, и, по инерции, поплелся вслед за суженой. Из меня точно вынули костяк: не нужен, не любим, презираем даже собственной суженой. Она права: ничтожество, пустое место. Тупая, жалкая судьба.
С трудом переставляя ноги, я механически поднимался с этажа на этаж. Бессмысленно и тускло горели лампы, алый халатик гарцевал где-то впереди.
«Женщина – это разочарование, в ста случаях из ста», – так, кажется, говорил Меркурьев. А я скажу больше: женщина – это катастрофа, женщина – это абсолютный враг. Стоит только поверить в нее всерьез, стоит только показать ей слабые корни, которые так непрочно связывают нас с землей, как она превращается в сумасшедшего садовника, в холодного изверга, тянущего нас из чернозема в пустоту одиночества.
А что, если это провокация? – мысль показалась мне очень плодотворной. – Что, если она просто проверяет меня, хочет убедиться, что имеет дело с мужчиной, а не с диванным лежебокой? Ведь сама природа женщины должна ей кричать – сопротивляйся, испытывай его, не сдавай без боя ни пяди своей земли! Что делать в этом случае? Подыграть ей? Изобразить бурю и натиск? И что из этого выйдет? Два слепца, бодающихся в темноте, отстаивающих свое превосходство. А если схитрить, совершить маневр? Сделать шаг в сторону и посмотреть, где она будет искать точку опоры?
Еще несколько маршей я по инерции топал за суженой.
На площадке тридцатого этажа я созрел для маневра. Ноги мои налились свинцом, и сердце стучало под самым горлом.
– Все, – я прислонился к стенке, переводя дыхание, – дальше я не пойду, с меня хватит.
– Почему? – спросила суженая, не оборачиваясь.
– Потому.
– Это глупо. Они вас схватят через пять минут.
– Не думаю. Будь я им действительно нужен, они взяли бы меня еще там. Вместо этого, они постарались мне угодить. Лин – интересная женщина. К тому же она...
– Лин? – суженая рассмеялась. – На нее можете не рассчитывать.
– Почему?
– Временный модуль. Создана специально для экстренных ситуаций. Три часа работает на собственном элементе, потом надо включать в розетку.
– Это как? – Я был искренне обескуражен. – Ты хочешь сказать – она машина!
– Очень миленькая машинка. Десять тысяч речевых оборотов. Все ужимки теплокровного андроида. Впрочем, вы, кажется, любитель силиконовых нежностей. Только будьте осторожны – у нее бывают неприятные приливы: вдруг начинает бормотать или пытается вскочить на тебя верхом, – наверное, представляет себя амазонкой.
Согнув колени, она сделала несколько куражливых движений, показывая, как скачет амазонка. Я не нашелся, что ответить, и только досадливо махнул рукой.
– Но я уверена, вы не откажете ей в этом милом капризе. – Она никак не унималась. – У вас ведь крепкая шея, не правда ли? Вы, наверное, могли бы произвести на свет целую дюжину таких красоток, и возить их по кругу, как цирковая лошадка. Отличное времяпрепровождение для настоящего мужчины: засунул голову в волшебную каску, вынул, а на шее у тебя уже красотка, – хохочет и сучит ножками...
– Прекрати.
Темная злоба закипала у меня под сердцем. Никакие маневры на нее не действовали.
– Хочешь, чтобы я заткнулась?
– Чего ты добиваешься? Ты сама из этой же каски.
– Ага, вспомнил... – огромные глаза ее сузились до змеиных щелок. – А я тебя просила? Ты узнал у меня, хочу ли я появиться на свет из такой бедовой головушки? Да ладно бы только головушка, – а в зеркало ты на себя смотрел? Ты видел это близорукое чудо с большой мозолью на челе?
– Хватит, замолчи!
Я чувствовал себя израненным быком на жестокой корриде. Я кровоточил. Дротик унижения, пущенный умелой рукой, торчал у самого сердца. Но, кажется, ей было мало, она хотела меня добить.
– Замолчать? Ну уж нет, я только начала! Благодетель... Да меня просто тошнит, когда я вспоминаю о своем происхождении!..
– Не сметь!!
Она добилась своего. В холодной ярости, я схватил ее за шею, стараясь подмять под себя. Она взвизгнула, попыталась вывернуться, но я перехватил ее под ребра и тряхнул с такой силой, что с моего манжета выстрелила пуговка.
– Пусти!.. Больно!..
– Вот тебе «мозоль»!.. Вот тебе «тошнота»!..
Я встряхнул ее еще разок (легонькая, как подросток, я мог бы переломить ее надвое) и ослабил хватку. Это была ошибка, за которую суженая меня моментально наказала, – извернувшись, пребольно пихнула локотком в живот. Пока я ловил ртом воздух, она еще раз попыталась выскользнуть. Конструкция потеряла устойчивость, и, словно завершая тур фантастического танго, мы повалились вместе с суженой на пол.
Потом была безобразная возня на бетонной плитке: схватка удава с взъерошенной кошкой. Мы сопели, мы барахтались, мы елозили по полу, словно два сумасшедших, сцепившихся в смертельной схватке. Не знаю, что именно я хотел с ней сделать: может быть, завязать ее в узел, сплетенный из стонущих мышц, или распять ее на полу, утвердив свое мужское верховодство, помню только, что ярость моя как-то быстро расточилась, и, вместо нее пришло другое. Теперь я могу сказать прямо – это было чувство удовольствия. Сжимая ее в руках, я чувствовал нешуточное волнение. Я хотел, чтобы это продолжалось, чтобы наши тела были свиты, как змеи, чтобы это длилось и длилось, и никогда не кончалось.
Все закончилось намного быстрее, чем я рассчитывал. Использовав все преимущества превосходящей мышечной массы, я все-таки подгреб ее под себя. Победа была полной. Она едва дышала. И даже глаза ее, горевшие ненавистью, погасли, затянулись пеленой ....
– Ну, – проговорил я, шумно дыша прямо ей в лицо, – теперь ты поняла!
– Слезь... Задушишь...
– Нет, ты мне скажи – ты поняла! ты усвоила, кто здесь мужчина!
– Да, я поняла...
– И если ты еще только раз!..
– Я поняла... Слезь...
– Еще только раз...
Как это у нее получилось, не знаю. Возможно, случайно нащупала рукой. В общем, она подхватила свою туфельку, валявшуюся рядом, и расчудесно припечатала мне каблучком в висок. Боль была адской; из-под уха и на полголовы точно плеснули горячим маслом. Я повалился на бок.
Плохо помню, что было дальше. Мир нехорошо кружился и приплясывал перед глазами. Кажется, она пыталась оказать мне помощь. Тампонировала платочком рану, заглядывала в зрачки, потом оттащила меня к стенке и посадила вертикально, вероятно, думая, что так мне станет легче.
Единственный эпизод, который я хорошо запомнил, был абсолютно неправдоподобен. Как будто она быстро наклонилась надо мной и поцеловала меня в губы: «Прости, мой хороший... Я не хотела».
Через секунду она исчезла.
Я закрыл глаза. Поцелуй был приятен, но смысла его я не понял.
7
Несколько минут я просидел на площадке тридцатого этажа, пережидая головокружение и серых мушек в глазах. Тишина и покой. Сладкая истома в мышцах, сладость поцелуя на губах. И где-то уже близко, на подходе – тоскливая нота одиночества, неизбежная, как старость, как закат солнца.
Гладкие стены и тусклый свет. На полу давешняя пуговица от манжеты и алый мазок человеческой крови. Все это осталось от меня, суженая вышла из схватки без потерь. Оно и понятно – продукт Корпорации: превосходная технология, нечеловеческая живучесть, нам не чета.
А поцелуй был хорош...
И такой настоящий. Как будто до этого она все делала нарочно, а тут вдруг выглянуло собственное личико.
Да, технология... Удивительное время. Виртуальными щипчиками можно извлечь из тебя мечту, можно заставить ее говорить, можно вдохнуть в нее душу. Ты уже думаешь, что обрел податливое мужское счастье, приятное со всех сторон, – так нет же. Здесь только и начинается драма... Стоит ей встать на собственные туфельки, она обретает свой норов, свой взгляд на вещи. Мало того, она еще желает тебя испытать, убедиться, что ты тоже герой ее романа. И для этого разбивает тебе туфелькой голову... Как будто не эта же голова произвела ее на свет...
Тут где-то ошибка, сбой программы. Или дефект самой головы. Недаром же они за ней охотятся... Кстати, охота еще не закончилась. Гончие псы Корпорации наверняка уже взяли след.
Эта тревожная мысль заставила меня подняться на ноги.
Хотя на ногах я стоял нетвердо, я уже вполне владел собой. Теперь нужно было решить, что делать дальше: продолжать ли в одиночку путь наверх, к спасительным кабинкам фуникулера, или найти другой способ, – отыскать какую-нибудь щель, затаиться, переждать это стихийное бедствие, как насекомое пережидает зиму.
Первым делом, нужно было понять, что происходит в доме. Но как это узнать? Может быть – стены, говорят, они имеют уши. (А ночной небоскреб из камня должен быть просто одним большим ухом). Прижавшись к стенке лифтовой шахты, я прислушался.
Сначала – ничего, только гул далеких моторов. Притершись плотнее к стенке, я закрыл глаза, и сразу услышал: ...Ток-ток-ток, – звучало снизу, словно топот десятка маленьких ножек, – ток-ток-ток – уже сверху, таинственно и деловито, – бессонные гномы прячут в норах ворованное золото... Нет, не гномы – бойцы Корпорации – идут по следу, подбираются, вынюхивают каждую щель, -дверь за дверью, этаж за этажом. И ведь найдут, обязательно найдут перепуганного человечка, застрявшего, как клоп в щели на тридцатом этаже.
Неожиданно родился новый звук, веселый с подвыванием, – это катилась кверху кабинка лифта. Звук приближался в тишине, и вместе с ним поднимались волосы на моей макушке: именно сюда, ко мне, – но как они узнали! Бежать? Куда?! Они под ногами, они над головой, они повсюду!
Я прижался к стенке, затаив дыхание: пронесет. Но нет, не пронесло, кабинка остановилась точно на этаже. Прозвенел звоночек, шаркнули дверцы, быстрые шажочки затопали по лестничной площадке. Еще можно было улизнуть, или попытаться спрятаться на соседнем марше, но я остался на месте – шажочки меня загипнотизировали.
Когда, наконец, распахнулась входная дверца, изумлению моему не было предела: в дверном проеме стояла красавица Лин.
– Ты!..
– Ах, мой милый!... – Лин змейкой метнулась ко мне: – Я так спешила! я так боялась!..
Она вцепилась в меня, как вцепляются испуганные дети, и вдруг разрыдалась в голос у меня на груди.
Даже не буду говорить, что происходило у меня внутри. Минуту мы стояли обнявшись: рыдающая красавица и соляной столб в образе мужчины (который, впрочем, сразу же начал подтаивать по краям).
– Но как... Как ты меня нашла?
– Сердцем, – сквозь слезы проговорила Лин. – Это у меня от бабушки: своего мужчину я чувствую сердцем. Я могу найти его на любом расстоянии.
Кто бы мог подумать, «своего мужчину», – отродясь никто меня так не называл. Такая тоненькая и столько чувства. Напором своей нежности она вытеснила суженую. Точнее – нет: грезы моего сердца вместили обоих.
Не знаю, как так случилось, но я поверил ей сразу и безоговорочно.
Из торопливых объяснений Лин, я понял, что ситуация и в самом деле скверная. Охота действительно была в разгаре, и добычей действительно должен был стать клиент Корпорации по имени Федор Иноземцев.
«Очаговая мутация Анимы» – таков был диагноз, вынесенный мне Меркурьевым (разумеется, был он не курьером, а одним из чинов «Афродиты»). Подтвердись этот диагноз, и тысячи клиентов Корпорации попадут в опасное положение. Такого рода скандал непременно затянет белопенную «Афродиту» назад, в безвыходное море судебных исков, штрафов и компенсаций. Но лишь в том случае, если носитель заразы (то есть я) не будет срочно изолирован, и модифицирован (ужасное слово, согласен).
– Что они хотят со мной сделать?
– Я плохо поняла... Мне кажется, они хотят убедиться, что дефект находится у тебя в голове, а не в программах Корпорации.
– Значит, они полезут ко мне в мозги, будут там ковыряться?
Лин пожала плечами и посмотрела на меня с тревогой
Подтверждались худшие мои опасения. Я нужен им был как лабораторный кролик, как материал для вивисекции. Картинка ближайшего будущего мгновенно возникла в моем воображении: беспомощное тело, трепещущее на хирургическом столе, стальные тиски, стискивающие черепную коробку, завывание трепанационных сверл. Сцена отвратительной пытки проступила настолько отчетливо, что я вдруг явственно ощутил упругое движение под теменной костью – это стальные щупы датчиков проникали в извилины моего мозга. Все будет именно так: железные пальцы, ворошащие мозг, расколотое сознание, вертящееся в водовороте шизофрении, непрерывная пытка, день за днем, месяц за месяцем...
– Но за что, Лин?... проговорил я, очнувшись. – Скажи, за что!
– Сейчас нельзя говорить, – она взяла меня за руку и потянула за собой, – надо двигаться, у меня есть план.
Мы пошли вниз по лестнице. Словно в тумане, я качался из стороны в сторону, не столько от травмы головы, сколько от страха и слабости. Лин держала меня своей маленькой ручкой, как держат ребенка, не отпуская ни на секунду. Но все это было бессмысленно, – я вспомнил эти отвратительные шажочки снизу, сверху, со всех сторон, – от Корпорации не убежишь. Пытаться выбраться сейчас из дома, это все равно, что случайной букашке пытаться выбраться из муравейника, кишащего муравьями.
Ее план заключался в том, чтобы найти в доме такое место, где ищейки Корпорации ни за что не станут искать. «Я знаю их повадки, – разгорячено шептала мне на ухо Лин. – Они никогда не возвращаются на то же самое место. К тому же у них мало времени. К семи утра в доме будет полно людей».
Таким местом, по ее мнению, была моя собственная квартира.
Это было полным безумием. Я отлично помнил молодцов, прятавшихся за дверью и Меркурьева, отдающего команды по телефону. Там у них должен быть штаб, самое логово. Идти туда, это то же самое, что, убегая от тигра, развернуться и броситься к нему в пасть. Но это был наш единственный план, и все, что мне оставалось, это обреченно следовать за проводницей.
Мы пошли замысловатым путем: вниз пожарной лестницей до хозяйственного блока, – оттуда Лин вызвала кабинку лифта и запустила ее на последний этаж (я был восхищен ее изобретательностью), – затем уступами боковых лестниц до четвертого этажа. Был момент, когда мы едва на них не наткнулись: в десяти шагах за углом вдруг щелкнула и быстро забормотала рация. «Нет, – ответил мужской голос. – Никого нет». Слава богу, все обошлось, Лин кошачьим чутьем чуяла опасность.
Вот уже и квартира. Она была права, – ни одной души.
Мы осторожно прошли через кухню, – в воздухе стоял запах свечей, – и сразу по длинному коридору в спальную комнату. За каждым углом мне мерещился силуэт мучителя.
Когда мы вошли в спальню, она закрыла дверь, провернула защелку:
– Ну вот и все... Мы дома.
Она так это сказала, что я сразу поверил. Умела она на меня подействовать, я давно заметил. Ей богу, было в ней что-то особенное, какие-то тайные чары.
С меня словно сняли ошейник. Такое облегчение. Как хорошо вернуться домой, и почувствовать себя в безопасности. Как будто и не было этой странной ночи: дикой беготни, животного страха, фантастических превращений. Жизнь входила в привычное русло.
Я огляделся по сторонам, узнавая и не узнавая собственную спальню. В любом случае, здесь было хорошо. Тихие сумерки. Большая кровать. Мужчина и женщина, встретившиеся для любви.
Не знаю почему, но я вдруг вспомнил сегодняшнюю ночь. И отчего-то стало очень грустно.
– Лин, – позвал я ее.
– Да, дорогой.
– Мне так худо.
– Что такое, милый?
– Почему женщины так жестоки?
– Ты про свою суженую?
– Я про женщин... Она сказала, что ты машинка, у тебя внутри батарейка.
– Батарейка есть у каждого... Любовь...
Она не успела договорить. Послышался неясный шум, словно там, на этаже переговаривались мужские голоса.
– Они здесь! – от страха у меня заныло в животе. – Они здесь, Лин!
Я заметался по комнате. Куда? Под кровать? – Глупо. В шкаф? – Найдут. Теряя самообладание, я подскочил к окну. Ничего не стоило распахнуть створки, но едва я глянул вниз, моя решимость моментально улетучилась: свалиться с четвертого этажа на брусчатку – верное самоубийство.
Лин как-то странно реагировала, точнее не реагировала вовсе. Она продолжала стоять посреди комнаты, спокойно наблюдая за моими метаниями.
В коридоре послышался тяжелый топот мужских ботинок. Они приближались. Чья то рука попыталась повернуть ручку, затем в дверь громко постучали.
Все. Это конец. Сейчас ворвутся, скрутят, задушат! Трепанационные сверла загудели у меня в голове.
– Господи, Лин, сделай же что-нибудь!
Она внимательно посмотрела на меня.
– Я могу только одно. – Голос ее был странный, звучал словно издалека.
Как будто кто-то щелкнул пальцами и мир изменился. Глаза ее надвинулись. Они были огромны. Они были огромны, а я был мал и жалок. Но в них было как раз то, что было нужно: властная, непобедимая сила материнства.
– Да! – сказал я.
Это был какой-то дьявольский гипноз, замешанный на моем страхе.
– Я могу вернуть тебя...
Она наклонилась ко мне и подхватила меня на ручки. Именно так – подхватила на ручки. Не знаю, как это у нее вышло, но это было хорошо, мне сразу стало легче.
– Да, – повторил я.
– Я могу вернуть тебя обратно.
Голос ее был точно музыка.
– Обратно... – откликнулся я заворожено.
Краем ума я вдруг понял, что она имела ввиду. Нет, это немыслимо! Сумасшествие!.. Но она права: в мире осталось только одно место, где я мог спрятаться. Крохотное пространство в теле женщины, волшебная точка начала, чудесный приют, где зарождается жизнь...
В дверь снова постучали
– Да!! – крикнул я уже в беспамятстве.
Надвинулось теплое, большое. Запашистая плоть женщины поглотила меня целиком.